Сибирские огни, 1988, № 1
и тоже не вернулась. И музыка скоро умолкла. И вообще, шел уже седьмой час утра. Телятников поднялся — где же девчонки-то?— дернул дверь. Дверь не подалась. — Они не придут,— напряженным голосом сказала за спиной Дуль- синея. «Конечно, не придут!» — запоздало разгадал их маневр Телятни ков.— Ай да девахи! Это у них, значит, свадьбой называется? Гениально! Простенько и со вкусом. Сегодня одной сыграют, завтра— другой. Хоро шо устроились!.. А ты не ждал? Не плыл по течению? Совсем-совсем? Ой, врешь!.. Вот и приплыл. И не барахтайся. Смешно барахтаться. Да и за чем?..» Он вернулся к столу, взял Дульсинею за плечи, грубовато спросил. — Ну, что будем делать, невеста? Дульсинея закинула лицо, воспаленно заговорила; — Я знала, знала, что так будет! Еще когда ты меня нес — знала! Чувствовала!.. И пусть! И пусть, пусть!.. Если бы они не догадались — я бы сама!.. У них ничего не получилось. Сначала Телятникову мешали ее готов ность ко всему, торопливость, которые принял он за доступность, за по рочность. Да она сама ему это подсказала — своим признаньем: «знала». А потом оказалось — оба они совершенно неопытны (он и не подозревал, что здесь опыт какой-то нужен). Телятникова вдруг оглушил стук собст венного сердца: «Да как же она?! Почему?!» — и больше он уже ничего в себе не слышал, кроме этих бешеных ударов. Девчонка, не понимая, что с ним происходит, ловила в темноте его прыгающие руки, целовала: «Ми лый! Милый!.. Ну, что ты? Что?» Обескураженный своим конфузом. Телятников резко сел на кровати. Нашарил брошенную рубашку. Надел. Ударяясь о стулья, пошел искать выключатель. Дульсинея, почему-то шепотом, подсказывала ему направ ление. Когда он включил свет, она уже сидела на кровати, закутавшись в одеяло, такая несчастная, убитая — Телятников аж зажмурился. Он подошел, опустился рядом. Плечом почувствовал, как ее колотит. — Я не понравилась тебе! Я уродка! Уродка! — у нее прямо зубы стучали.— Ты никогда на мне не женишься! Телятников бережно обнял ее, стал гладить волосы, успокаивая. Жалко было девчонку, словно это она виновата в случившемся, то есть — фу ты, господи! — в неслучившемся. Да она, видно, так и счита л а— сама виновата. Он все гладил, гладил ее волосы — машинально. Она затихла постепенно, перестала трястись. — Уйдешь теперь? — не то спросила, не то заключила — обреченно. Телятников молчал. Она длинно вздохнула: — Дверь не закрыта. Надо кверху надавить и дернуть посильнее. Она у нас с капризом. Только... не уходи сразу. Он не ушел сразу. Хотя понимал — надо уходить. — Тебя так и зовут — Дульсинея? — спросил. — Нет. — А как? — Смеяться будешь. Очень допотопное имя. — Ну уж... Матрена, что ли? — Хуже. Телятников улыбнулся: — Куда хуже-то? — Дуня,— неохотно призналась она.— Евдокия. — Действительно,— согласился он.— Поторопились родители: Дуни у нас пока не реабилитированы. — Вот видишь... Можно, вообще-то, Ева. Некоторые зовут. 84
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2