Сибирские огни, 1988, № 1

Детское поле. Лужи и воля. Тополя голос... Больше уж мне не гадать так легко по прожилкам зеленых ладоней. Помньо лишь золото лиственных сит, и торжественно, и полого падает пух на отца лицо молодое. Жаворонки смеха, и медлительность вихрей пуховых, и на ладонях — смола, желтая, словно лето. Но в ее жгучей горечи нет ничего плохого. Лишь невозможность отмыть, лишь невыветривающийся запах родины, детства, леса и света... Где-то за дымами шахт, за терриконною гарью, в неимоверно счастливом и солнечном небе визги кружат, и качаются облака, и я на качелях в небо сигаю, и ветер в ушах, и сук тополиный скрипит, и в кроне всё та же, всё та же синица... А может, пацан повзрослел! А может, мальчишка спит! И не было тополя! И все это только лишь снится, снится, снится; — Душно мне, слышишь, малыш, год от года все более душно. Воздуху нужно, все больше мне воздуху нужно. Душно, друг мой малыш, только не потому, что чадно, и дымно, и пыльно, и жаром пышет от крыш. Душно по той причине, что нынче не так обильно ствол обтекают волны любовью движимых душ. Раздоров грома над кроной да гниль обветшавших мыслей. Все это, кажется, прозой с возрастом ты назовешь. Что это! И отчего это! Не внять человечьих истин. Увы, не представить, что значит «выгода», «злоба», «ложь»... За говором, гулом, гамом уже не расслышать листьев. Уже не узнать мальчишьих смолой перемазанных слов. Но вижу — сидит на ветке, беспечно болтая ногами. Но знаю — его улыбка, как будто луча излом, живет в помутневшем сердце... А влажная ночь, поднимаясь потопом до кровель, уже поглотила бензинный запах и нежно выдохнула звезду. И где-то хлопнула дверца и шлепнулась капля, и шорохи мира сливаются с шорохом крови. И некто восторженно пишет про Космос, Бетховена и влажную резеду, И дрыхнет мальчишка. И тополь шумит под струей дождевальной машины. Мой тополь колышется, топчется, шепчется, дышит, лопочет: — Лишь дети и звезды, утра и чистые ночи были бы живы! Счастье... Жить-то как хочется, быть-то как хочется... хо-чет-ся... хо-че... 2. ВОЛЧИЙ ВЕТЕР СТЛЯ ЗАПАХОВ с...серым вълком по земли». Степь — это вольная стая запахов, это за полночь — лунной полыни плач, это певчие волны цветуьцей ржи, это тинные вздохи камышьих озер, и — волчицы жаркая пасть, и тумана охоты душная заволочь... Мчится, играет, сшибается стая запахов, и торжествует, и ликованьем полнит, и до бескрайности разворачивает простор!