Сибирские огни, 1988, № 1

пол, курила, выпускала дым колечками и в перерывах между затяжка­ ми громко и тоскливо тянула: Зачем вы, девочки, Красивых любите-е... За широким столом, обхватив голову руками, немощно и Обречен­ но сгорбись, неслышно плакала Галина Куделина, соседка Фаины, а напротив нее клевал носом над тарелкой с капустой Вася Раскатов. Кем он Фаине доводился — определить трудно: не то муж, не то сожи­ тель, не то квартирант. Но это их не волновало. Живет и ладно. Голова у него клонилась все ниже, кончик длинного носа прижался к капусте. Вася перестал поддерживать голову и спокойно уложил ее на тарелке. Фаина продолжала петь, Галина плакала, а Вася негромко, с при­ свистом, захрапел, слюни в уголках рта надувались у него пузырьками, лопались и скатывались на капусту. А за окном сгущались сумерки, и в них ярче разгорались желтые пятна, падающие из окон. Глухая тиши­ на устанавливалась в Оконешникове, и даж е беспокойные собаки не нарушали ее своим лаем. Далеко, где-то за селом, тяжело и надсадно выла машина, видно, зарюхался шофер-бедолага в непролазную грязь и теперь рвал мотор, напрягая собственные и машинные силы, пытаясь выбраться из липкого, чавкающего плена. Этот надсадный вой не пре­ кращался и не ослабевал, а еще настойчивей, плотнее ввинчивался в темноту и тишину осеннего вечера. Фаина отщелкнула в сторону папиросу, плюнула себе под ноги, ту­ по поглядела на свои ничем не занятые руки, вдруг вскочила с кровати, отбросила валявшееся на полу покрывало и крикнула: — Галька, брось выть! Тошнехонько! Привалилась к столу, разлила остатки водки. Галина смотрела на нее снизу вверх опухшими глазами. Раньше они светились мягким зеле­ новатым блеском, а сейчас словно подернулись мутной пленкой, круг­ лая ямочка на подбородке, которая всегда молодила Галину, расплы­ лась в нездоровой и дряблой коже. — Файка! Давай плясать! — уронила пустой стакан и он громко звякнул о крашеную половицу.— Плясать хочу! Давай плясать! Тяжело выбралась из-за стола, шатко шагнула на середину комна­ ты и неуклюже затопала. Виляла бедрами и трясла грудями, а глаза были закрыты, словно она на ходу задремывала. Вася проснулся и вы­ таращился на Галину. Сначала ничего не мог понять, не доходило до него, а когда дошло — закатился в хохоте, крепко прилипший капуст­ ный лист подрагивал на щеке. — Галька — балерина! Со смеху помру! Галька — балерина! Услышав мелкий и хриплый хохот, Галина распахнула глаза, и они у нее позеленели от злости, остановились. — Чего ржешь, идол?! Надо мной ржешь, глист вонючий!? Она кинулась к нему и сильно толкнула обеими руками в плечо. Вася загремел с табуретки на пол, перевернулся, встал на четвереньки, выпрямился рывком и отбежал к окну. Перевертываясь, роняя хлопья капусты, полетела, чуть повыше его головы, тарелка, врезалась в раму, разломилась надвое, и осколки со звоном попадали на подоконник вме­ сте со стеклами. В это время — как из-под земли вылупилась! — появилась в конце переулка Шаповалиха, скорая на ногу и на язык старушонка. Она всег­ да появлялась там, где случалось что-то такое, о чем можно потом рас­ сказать. А узнавать и докладывать всем о том, что в Оконешникове бы­ ло мало-мальски знаменито, бабка Шаповалиха любила больше всего — хлебом не корми. Она сразу услышала крики в доме Фаины, взобралась на лавочку и вытянулась на цыпочках, чтобы получше разглядеть. На Васю нашло. На него часто находило по пьянке — то злость дикая, то слезы ручьем. Если уж застревало что в голове, то ничего вокруг себя не видел и не слышал, словно глухарь на току. Он оступил- 4