Сибирские огни, 1988, № 1
потом иди к людям и говори с ними! Нет, голубчик, ты останешься, до последней возможности останешься, и всю жизнь будешь покрывать свой грех!» Окончательно решившись, окончательно остановившись на этой мысли, Карпов испытал что-то похожее на просветление. Будто шел он темной непролазной дорогой, потеряв ориентиры, и вдруг уви дел впереди в кромешной темноте яркий и верно светящийся огонек. Огонек не шарахался, не колебался, светил строго и стойко, и этим самым придавал уверенности. Закрыв глаза ладонью, задумавшись, Карпов и не заметил, как ти хо вошла в кабинет Домна Игнатьевна. Она громко поздоровалась, и он вздрогнул. Домна Игнатьевна села напротив и стала внимательно его разглядывать. — С лица-то тебя перевернуло. И то сказать, дело-то непростое. Не думала, что насмелишься, а ты, оказывается, рисковый. — Как думаешь, Домна, испортился народ, нет? — На-ак, народ-то не мясо, на жаре не прокиснет. Народ-то никог да не испортится, а вот запашком кое от кого потянуло. А раз уж учу яли, что гнилью тянет, кричать надо, во всю ивановскую кричать. Чтоб все слышали. Я седни на суде все скажу. Ты мне бумажки-то мои верни, я и про них скажу. Домна Игнатьевна спрятала бумажки в карман фуфайки, посидела, помолчала и поднялась. — Ладно, пойду я. Улыбаясь, Дмитрий Павлович смотрел в окно и видел, как Домна Игнатьевна, поправляя платок, перешла дорогу и направилась вдоль улицы скорой, торопливой походкой, переваливаясь уточкой с боку на бок. — Здорово, чудо горохово! С такими словами шагнул через порог директор леспромхоза. Тиснул худую, длинную ладонь Карпова и потребовал; — Давай рассказывай, чего напридумывал. Я сегодня из города,— в райисполком захожу, а там только про тебя и разговоры. Долго ду мал? — Порядком. Объявление читал? — Ну. — Там все сказано. — А ты не лезь в бутылку, не лезь! Я, может, тебе помочь хочу. — Уговаривать пришел? Только по-честному? — Послушай, зачем тебе все это надо? А? Тебе ж после этого тако го пинка наладят — лететь и кувыркаться... Ну, случилось, не смер тельно, было и хуже, рядовой, можно сказать, случай. Потрясут и забу дут, чего ты добьешься своим судом? Карпов поднялся из-за стола, сгорбился, сунул руки в карманы и медленно стал прохаживаться, изредка поглядывая в окно, за которым по-прежнему ровно и сильно шел снег. Снег сегодня успокаивал Карпо ва, и он, отрываясь от своих мыслей, бросая взгляды в окно, про себя отмечал; «Идет, молодец». И тихо радовался упорству снега. — Товарищ директор Оконешниковского леспромхоза, вы опоздали с уговорами. До начала суда осталось два часа. Теперь, даже если снять объявления, люди все равно придут. Я доволен, что они не сняты. — Брось дурака валять. Я по-серьезному. — А ты думаешь, я ради шуток за это взялся?! Года не те — дурач ка валять. Пусть каждый самого себя спросит — как мы людей про глядели? Ведь они здесь, у нас докатились, на наших глазах. Выходит, что мы уже друг за друга не ответчики. Ты вот хоть раз говорил с ни ми? Не как директор, а по-человечески? Да тебе ж некогда! Некогда! У тебя время только на десять минут хватает, чтобы стружку снять. Что, не так?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2