Сибирские огни, 1988, № 1

де, чем уйти, он устроит такой набат, который услышат даже глухие. Он сможет, найдет в себе силы и достучится до оконешниковских жи­ телей, смоет с их глаз привычную пелену и передаст тот неприкрытый ужас, ту леденящую оторопь, какую испытал сам: гибнут люди при общем молчании и спокойствии. — Митрий Палыч,— в дверь кабинета просунулась Мотя.— К те­ лефону кличут. — Скажи, что меня нет. Мотя исчезла, но через некоторое время просунулась снова. — Шибко строжатся, Митрий Палыч, найдите, говорят, и все. Из райисполкому звонят. Карпов подумал и пошел к общему телефону, который стоял в ко­ ридоре на старом стуле. Снова звонил председатель райисполкома. — Ты не прячься, Карпов. Меня не проведешь. Почему объявле­ ние не снял? «Кто же все-таки доносит? Ведь сидит кто-то и звонит». — Я не прячусь. — Ну, ну. Вставляй очки. Я тебя, Карпов, насквозь вижу, ты что, хочешь ход конем сделать? Вот, мол, глядите, не я один виноват. Нет, дружок, за чужими спинами не спрячешься, за все ответишь. И за ду ­ рость сегодняшнюю тоже ответишь. Короче, я шутить с тобой не соби­ раюсь. Сейчас же сними объявление! Сними и доложи мне! Карпов положил трубку и вернулся к себе в кабинет. В коридоре послышались шаги и он, усмехнувшись, подумал: «Кто там еще?» Пришел Иван Иваныч Ерофеев. Он аккуратно стряхнул снег с шапки, внимательно оглядел председательский кабинет, словно был тут впервые, и сел на самый дальний стул. Было в его поведении, в том, как он зашел и сел, что-то новое. Что? Карпов с интересом ждал, когда Ерофеев заговорит. Иван Иваныч не торопился. Еще раз оглядел кабинет, аккуратно кашлянул в кулак, посуровел лицом и в глазах его, когда он бросил взгляд на Карпова, тоже появилась суровость. — Я вот что, товарищ Карпов. Заявление хочу сделать, как депу­ тат. С вашей выдумкой насчет суда я не согласен. И на мои сигналы раньше вы тоже не реагировали. Поэтому я на вас буду жаловаться, официально. Карпов усмехнулся. Он понял, что Иван Иваныч на нем, как на председателе сельсовета, поставил крест. В мыслях уже снял с поста, теперь старается отмежеваться и, загадывая наперед, обеспечивает се­ бе прежнюю жизнь — на виду. «Какого ж черта, спрашивается, он столько лет при мне был? Его же гнать надо было в три шеи и на пу­ шечный выстрел к сельсовету не подпускать. Эх, поздно понял!» И тут же Карпов подумал; «А ведь выплывет, и при новом председателе вы­ плывет. Опять, как дерьмо, на виду и на верху будет...» — А знаешь, Иван Иванович, ты, кажется, поторопился. С председа- телей-то меня не снимут. Я тебе точно говорю. Поторопился. Останусь я. И уж тогда, будь спокоен, я тебя сниму. Ерофеев удивленно вытянул лицо, глаза у него тревожно забегали, видно было, что он лихорадочно соображал. Решил для себя и сказал: — Нет уж, Дмитрий Палыч, и не надейся, снимут, как пить дать, снимут. От заявления своего я не отказываюсь. После его ухода Карпов долго не мог отдышаться от злости, и в этой злости родилась мысль: а почему он заранее приговорил себя, смирился с тем, что его снимут. Ведь именно теперь, когда все понял’ он должен остаться на своем месте. Именно теперь! Сейчас слова его будут доходить до людей, потому что слова эти в будущем Карпов будет произносить не только по должности и по обязанности, но от бо­ ли своей выстраданной. А такие слова не могут не дойти до души. Только такие слова и дойдут. Не те, измусоленные на бумагах и в пу­ стопорожней говорильне, а те, что звучат так, будто рвут живое тело «Проникнись, сукин сын, застрадай, заболей, заплачь, а уж только 56