Сибирские огни, 1988, № 1
— Слышишь?— Он теперь догадался, что стучали в ворота и кричат на улице. Жена тоже вскочила с кровати и включила свет. Истошным голосом заблажила: — Куда, дурак! Приезжие у Файки! Зарежут, пришибут! У тебя ж ребятишки! Она растопырила руки, будто собиралась схватить и удержать его. Кузьма натянул брюки, оттолкнул ее и выскочил босиком и в майке. — Д а куда же ты, дурак! Но он уже не слышал. Перемахнул через забор и бросился вслед за фигурами, удалявшимися к реке. Он узнал голос Поли и хотел сейчас лишь одного — успеть и защитить ее. Поля добежала до ветлы, прижалась к холодному комлю и огляну лась— Копченый был совсем рядом. Она не ожидала увидеть его так близко, отступила, обходя ветлу, ноги подкосились, и вдруг она услыша ла нарастающий шорох, вскрикнула, но ее уже тащило вниз. Подмытый яр обвалился, и Поля вместе с глыбой сырого песка полетела в Обь. Кузьма на бегу отшвырнул Копченого и прыгнул следом. Холодная вода обожгла его. Он ударился о дно, выпрямился и, раз гребая руками песок, свалившийся с яра, стал искать Полю, захлебы ваясь водой и обжигающим грудь холодом. Нашел быстро, выдернул из воды и, пугаясь легкости ее тела, молчанию, бросился наверх. Там, на берегу, положив Полю себе на колени, прижался ухом к груди: Поля дышала. Он бежал от Оби до больницы, не переводя дух. Долго стучался бо сыми ногами в закрытые двери, пока их не отперла заспанная нянечка. Она сказала, что врачиха Борисенкова у себя дома. Кузьма, уложив Полю на кушетку, кинулся обратно на улицу. — Сапоги хоть возьми! Босиком! — успела крикнуть нянечка, но Кузьма возвращаться не стал. Словно во сне он добежал до дома Бори сенковой, поднял ее, вернулся в больницу и только теперь почуял, что правую ногу сводит судорогой, а сам он трясется, как в лихорадке. Зубы чакали и на лбу выступал пот. — Иди домой, без тебя управимся. На-ка вот сапоги, налезут? Да халатишко накинь. Нянечка подала ему растрепанные кирзухи и старый халат, Кузьма натянул сапоги и, забыв про халат, вышел на улицу. Брел по спящему, темному Оконешникову и повторял: «Да как же так? Что же это такое?» К утру холодало, и Кузьма обживал голые плечи ладонями, дрожал и сжимал зубы, чтобы не стучали. В доме у Фаины все еще гуляли. Сапоги у Григорьева были измазаны в грязи, шинель измята, шапка на затылке едва держалась. Он давил крепко сжатыми кулаками в стол Карпова и шептал, срываясь на хрип и брызгая слюной: — Доволен?! Доволен?! Тебя ж, мямлю, посадить надо! Довоспиты- вался! Вон, иди погляди! Карпов сгорбился, голова ушла в худые плечи, он сидел и молчал, даже не глядел на Григорьева, кулаки которого сжимались все туже. Возле сельсовета стоял милицейский воронок, и в нем, охрипнув, сипела Фаина, билась головой в железный борт. Вася валялся в углу под лавкой, натягивал на голову фуфайку и глухо стонал. В кабине, за жатый с двух сторон милиционерами, сидел Копченый, сунув черноватое лицо в ладони. 20 Выдохлись дожди, за кромку бора скатились пустые тучи, и сразу придавил землю настоящий мороз. Затвердил разбитые колеи дорог, вы- 53
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2