Сибирские огни, 1988, № 1

— я не про то. Я сказать хотел... Ты бы завязала, дочка вон растет. Сама ж на себе крест ставишь. — Кузьма, да неужели ты... забыл? — Как сказать... Может, и не забыл. Только зла у меня теперь нет. Раньше ночи не спал, все думал — придет время, припомню. А теперь вот... — Выселяют меня, слышал? Кузьма сел на мешок и, глядя снизу вверх на Фаину, удивился, что она все еще красива. Правда, красота была последняя, линяющая, но все-таки это была красота, которой так щедро наделили Фаину мать с отцом. Не могли заслонить ее ни грязные, кирзовые сапоги, ни фуфай­ ка с торчащими на рукавах клочьями ваты, ни старая, обтрепанная шапка с завязанными назад клапанами. — .И з-за меня в «Снежинку» не ходил? Кузьма кивнул. — «Снежинка» меня и доконала. Даже не заметила, как сорвалась. А хотелось на меня, на нынешнюю, вот такую, поглядеть, а? — Раньше хотелось. А сейчас... Помнишь, меня в прошлом году коником хлестануло. Думал — все, конец. Три месяца в городе, в боль­ нице киснул, нагляделся там всякого. И доперло — жизнь у нас махонь­ кая, как мизинец. Радоваться надо, что она есть. А мы мельтешим, мельтешим, глядь, а она пролетела, жизнь-то, пролетела и не порадова­ ла, как могла бы. Ну, выплясалось у нас так вот, по-непутевому, что поделаешь. Нет ведь, спать по ночам не мог, когда из города приехала, все дожидался, когда ты в разнос пойдешь. Теперь вот дождался, а тол­ ку? Разве радость есть от этого? Горе одно от этого! Две жизни, счи­ тай, зазря и фукнули. Ты свою прогуляла, а я свою втихушку прозлоб- ствовал. Сыро и холодно было в бору. Толстый настил осыпавшейся хвои, насквозь промоченный долгими дождями, отдавал прелью. На верхуш­ ках молоденьких осинок трепыхались последние листья, пытаясь оторваться и улететь, но, видно, такой удел был у них — мотаться здесь до самого снега, до морозов, а может быть, и до весеннего тепла. — Что еще скажешь? — Вроде все. То и хотел втолковать — бросай эту свистопляску. — Эх, где ты раньше-то был,— Фаина попыталась улыбнуться, но ничего не получилось, лишь сморщились губы.— Спасибо на добром слове. Отвернулась, ухватила наполовину набитый мешок, оттащила его и быстро, сноровисто стала обрывать ветки с поваленных сосен. Кузьма, не оглядываясь, пошел к трактору. Рабочий день близился к концу, гул на лесосеке стихал, и станови­ лось слышно, как в верхушках сосен шумит ветер. До Оконешникова ехали, как обычно, на кузовной машине. Фаина сидела у заднего борта и хмуро отмалчивалась, когда мужики, приехав­ шие из соседнего района на лесозаготовки, стали набиваться в гости. Они подмигивали ей, отпускали соленые шуточки, обещали, что за приют расплатятся, как хозяйка потребует, хоть деньгами, хоть натурой. Фа­ ине надоело слушать, и она остепенила мужиков матом. Те примолкли. Машина остановилась у клуба. Кузьма первым перемахнул через борт, присел и растопырил руки — к нему косолапил, шлепая голени­ щами большеватых резиновых сапог, младший сынишка. Он крепко ухватился за отцовскую фуфайку, швыркнул застуженным носом и при­ тих. Фаина отвернулась, прижмурила глаза и крикнула приезжим мужи­ кам, которые направлялись к магазину; — Ваша выпивка, моя закуска, можно и в гости. — По рублю, да в баню тазики катать,— отозвался один из них, и мужики весело захохотали.