Сибирские огни, 1988, № 1
это люди все с магазина едят? — но удивлялась только поначалу, потом привыкла и иногда даже поговаривала: — Оно и вправду удобней. Пошел, деньги отдал да взял. А тут стряпню разведешь, сама не знаешь куда деваться. Ночью сколь раз соскочишь квашню посмотришь, утром ни свет ни заря печку затопляшь, трясесся, кабы не простыла, да кабы ране время не посадить. Но хотя и поговаривала так, стряпать не бросала, и не по нужде это делала, а с охотой, ждала назначенного дня. С вечера заводила кваш ню, ставила ее на теплую печку, ночью не раз вставала, проверяла — не убежало ли тесто? А когда оно дозревало и на нем начинала покачивать ся крышка квашни, тогда Домна Игнатьевна, до этого ходившая тороп ливо и суетившаяся без меры, становилась такой важной, такой степен ной, что, как говорится, невозможно ее было и на козе объехать. Как и в любом деле, были в стряпне самая важная минута и минута самая при ятная. Важная — это хлеб посадить в печь, тут уж держи ухо настороже: поторопишься — сожжешь, опоздаешь — не допечешь. Домна Иг натьевна умела угадывать этот момент. — Ну, господи благослови! Железные листы с легким хрустом соскальзывали с деревянной ло паты и исчезали в печке. Но вот и они на месте. Прихватив тряпкой ручку закопченной заслонки, она прикрывала печку и садилась на лав ку. Наступала приятная минута. Д о того времени, пока не вынет хлеб. Домна Игнатьевна даже не привстанет, будет сидеть, перебирать обор ки фартука и подремывать, закрыв глаза. В такие дни и соседки не за бегали, знали, что ей не до них. Сын к Домне Игнатьевне приезжал редко и всегда ненадолго. И если нужно было распилить дрова, вспахать огород, подделать погреб, ей приходилось нанимать мужиков. Угощала она их стряпанным. Вместо водки выставляла на стол солнечные, хрустящие шаньги, нарезанный крупными ломтями пористый, белый хлеб, большие морковные пироги, лоснящиеся масляными боками. Мужики ели, что называется, от пуза и не требовали водки, как в таких случаях водится. У какой другой старухи они бы из глотки вынули, а тут даже не заикались, сидели и на ворачивали за обе щеки. А потом приходили домой и крыли жен с верх ней полки: вконец бабы обленились, только на магазин и надеются, не знают, с какого бока к квашне подходить. Набрав разгон, крыли даль ше: умные шибко стали, скоро ребятишек рожать разучатся, тоже, взяли моду целыми вечерами у телевизоров торчать. Именно поэтому была Домна Игнатьевна у мужиков в почете, а у баб не очень. Хлеб в этот день она посадила тютелька в тютельку, сама чуяла, что угадала точно. Довольная, умиротворенная, сидела на лавке, слушала, как гудит огонь в камельке, который она, с наступлением холодов, топи ла все чаще. Ерофеев с Григорьевым пришли и нарушили ее покой. Домна Игнать евна неохотно поздоровалась и не пошевелилась. — Ты, Домна, извиняй, мы ненадолго,— Иван Иваныч и впрямь дол го задерживаться не собирался, говорил торопливо.— Вот тут распи шись, да мы пойдем. Соседей наших выселить надо. Домна Игнатьевна долго, недоуменно крутила в руках тетрадку, не зная, откуда начать, начала читать и, не дочитав, быстро положила те традку на стол, будто она обожгла ей руки. — А куда их? — Это нам пока неизвестно,— Григорьев пожал плечами.— Есть люди, которые специально занимаются такими вопросами. Они решат. — Подписывай, Домна. Торопимся мы. Домна Игнатьевна смотрела на тетрадку, на Ерофеева с Григорье вым и опять на тетрадку, наконец, растерянно выговорила; — Куда всех-то? Выгонять! Их и ' еь у нас не трое таких!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2