Сибирские огни, 1988, № 1
Жохов нахмурил лохматые брови, внимательно вглядываясь в бума гу, но до конца ее не дочитал, ему все стало ясно. — Расписаться, что ль? Ручка-то есть? Положил бумагу на колено и григорьевской авторучкой аккуратно вывел свою подпись. — Давно пора. Разболтался народ донельзя. Ты вот, товарищ мили ция, чего столько время ушами хлопал? Все уговаривал ходил. В этом и закавыка вся, уговаривам, уговаривам, по головке гладим. А по мне если, надо так делать: не умеешь по-человечески жить, работать не хошь — езжай туда, где учить будут. Д о того народ распустился, прямо спасу нет. Я вот в школе в родительском комитете состою, другой раз нагляжусь, прямо зло берет. Он, сопляк, от горшка два вершка, а его уже уговаривают: ты, Ванечка, учись, ты, Ванечка, не ленись. А этому Ванечке палка нужна покрепче, чтобы по хребтине охаживать, лень выбивать. Нас вот в семье шестеро росло, так у отца плетка в пе реднем углу висела. И работа ей была. Ничего, людями выросли. Никого не испортила. А теперь? Эту же школу взять. Двойки ставить боятся, к дочке моей оболтуса прицепили, как это? — шефствовать! Он не выучит, а ее ругают, что плохо шефствует. Комедия! А вахлак этот слабинку почуял, палец о палец не бьет — все равно до десятого дотащат. Путне- му не учится, а водку как большой мужик жрет. И что из него будет? Жулик будет! Так к поблажкам и приучают. Алкаши эти, тоже вот, ра ботать не хотят, водку хлещут, знают, что с рук сойдет. А если б сразу взяли да тряхнули за шкирку как следует, они бы подумали. Это твое дело, товарищ милиция, тебе деньги казенные платят. А разговоры-уго воры, как об стенку горох, сколь ни кидай, толку не будет. Так высказался Жохов, сидя на толстой березовой чурке. Высказался и принялся за работу — нечего время на пустые разговоры тратить. Ерофеев с Григорьевым двинулись дальше. Следующий дом — Кузьмы Дугина. У одного окна наличники в синий цвет выкрашены, а у остальных трех — в зеленый. Половина ограды штакетником забрана, половина — не хватило, видать, штакетника — горбылем необрезанным. На крыше та рахтели ветрушки. Было их ни много ни мало, а шесть штук, столько же, сколько детей растет у Кузьмы. Скорый на ногу, ловкий на язык, Кузьма и ребятишек строгал без устали. Кивнув на дом, Иван Иваныч предупредил Григорьева; — Этот жук тот еще. Были у Ерофеева причины так говорить о соседе. С Кузьмой их не брал мир, но война шла тихая, неслышная, и о ней мало кто догадывал ся. Если Иван Иваныч делил покосы, то Дугиным всегда доставался участок поплоше, Кузьма молчал, но потом не упускал случая, чтобы подстроить Ерофееву какую-нибудь неприятную штуку. Надо было Ивану Иванычу как-то привезти сено с елани, взял он лесовоз в лес промхозе, а накладывать позвал мужиков. За компанию напросился и Кузьма. Стог был большим и не умещался. Иван Иваныч решил, что придется сделать еще один рейс. ^— Ты чего?! — зашумел Кузьма. — На фига машину гонять! Закиды вай, мужики, остальное! Бастрык покрепче натянем, нормально будет! Кузьму послушали, скидали оставшееся сено, и воз высоко поднялся над кониками. Иван Иваныч поглядел, покачал головой. — Как бы нам, ребята, не обмараться. Поехали. И ведь надо такому случиться, в самом центре деревни, прямо у клуба, трос с бастрыка соскочил, бастрык спружинил и сыграл, а сено медленно скатилось по обе стороны на землю. — Вот и обмарались, ребята! — Иван Иваныч был расстроен до нельзя. ,, ■ - . Кузьма слетел с воза вместе с сеном, сидел, поджав ноги, и хохотал: — А ведь точно, обмарались! Посреди деревни!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2