Сибирские огни, 1988, № 1

Галина неожиданно махнула ему — не уходи, останься. Долго всхли­ пывала, потом подняла на него влажные глаза, из них брызгнул све­ жий, зеленоватый свет, и показалось, что лицо от него немного помоло­ дело. Она медленно повела рукой, словно расчищала пространство, и тихо, едва слышно заговорила: — Я тебе, Дмитрий Палыч, скажу, ты послушай меня. Все, как на духу скажу... Она замолчала, словно хотела что-то вспомнить, хотя вспоминать ей не требовалось, она ничего не забыла. Одинокая баба в деревне, что колодец у степной дороги, только лишь с одной разницей: к колодцу, чтобы напиться, люди тянутся, а к бабе, чтобы имя ее лишний раз потрепать, все сплетни. Галина поняла это через год после смерти Алексея, внезапно и ясно, на дне рождения у Карпова, куда ее, по привычке, пригласили — как-никак, а хозяин с ее Алексеем раньше друзьями считались. Вечер был обычный. Поздравили именинника, выпили, попели, потом разом и громко все заговорили, а Галина, которой было невесело и то­ скливо, незаметно вышла на крыльцо. Стоял конец мая, цвела черемуха и ее дурманящий запах густо плыл над деревней. Не вытирая слез, Га­ лина смотрела в темноту прохладного майского вечера, и виделось ей как наяву: идут они с Алексеем к обскому берегу, где самые густые черемуховые заросли, и он поет ей там военные песни. Любил он ей военные песни петь. Не услышать ей больше ни голоса Алексея, ни его песен. Она медленно спустилась с крыльца и села на лавочку за огра­ дой. Одинокой и потерянной чувствовала себя Галина в этот дивный, весенний вечер, пропахший черемуховым духом. И потому не сразу расслышала женские голоса, которые раздались на крыльце.’ А когда расслышала и поняла их смысл, испуганно вскочила с лавочки и побе­ жала по улице, словно надеялась таким образом убежать от того, что услышала. А говорили о ней. — Мужик-то у меня на Галину Куделину сидит таращится, чтоб ему глаза повыело. Как же, такая баба сладкая... — И свободная. Им, мужикам, это как сахар, только дай. Да и с нее-то мало возьмешь — она теперь как голодная курица, с любого сто­ ла крошку ухватит. — Я теперь за ней в два глаза... пусть только попробует. .— Гляди, а то... Одна из женщин была жена Карпова, а другая — продавщица из ма­ газина Нюра Огибалова, это Нюре и показалось, что ее муж положил глаз на Галину. Как оказывается просто можно нагадить в душу. Галина прибежала домой, заперлась, словно боялась, что к ней будут ломиться, и всю ночь, до утра, проревела. От обиды, от злости и одино­ чества. Ведь все это время она думала только об одном Алексее и никто ей не был нужен. Никто! Но тогда она еще не знала, что сплетня, заце­ пившись грязными руками за ее подол, уже не отцепится. Женские взгляды при встречах становились сразу подозрительными, колючими, они буквально сверлили ее, пытаясь отыскать тайное, скрытое. Галина это прекрасно чувствовала, иногда ей хотелось закричать: «Да что же вы это делаете! Вы послушайте меня! Послушайте!» Но она таких слов не сказала и не выкричала, догадавшись, что им никто не поверит. Наоборот, если начнет оправдываться, люди еще больше уверятся в правоте сплетни, возникшей из ничего, на пустом месте. Она крепилась, старалась оставаться по-прежнему гордой и от всех своих старых зна­ комых, от их благополучных семей, все дальше и дальше уходила в оди­ ночество, прячась в своем доме, как в укрытии. Зимой, как только встала Обь, леспромхозовский шофер Ревякин привез ей из-за реки сено. Помогали ему Кузьма Дугин и Илья Жохов. Когда мужики закончили переметывать сено, Галина, как водится, по­ звала их обедать. Словно сердце чуяло, даже выпивки на стол не выста­ вила, решив, что накормит и отдаст деньги, а там уж они как знают. Не успели они сесть за стол, как прибежала жена Ревякина, сходу зафити-