Сибирские огни, 1988, № 1

ы к н и ж н о й полки Федосеев Иван. Бврвстяная лодка. М., «Соврвмвнник», 1986. Иван Федосеев — лирик не только по своей «строчечной сути», но и по миро­ ощущению. Он умеет увидеть в привыч­ ном мире особую, неброскую красоту. Ну что такого — «в лесу собирать зем­ лянику», но человек замирает «от сча­ стья», когда замечает ягоды, крупнее ко­ торых «когда-нибудь вряд ли найдешь». и этим ж е счастьем ведомый, П олянку обходишь кругом. Когда направляеш ься к дому С тяжелым уж е туеском. Вполне закономерно, что природа су­ ровой и прекрасной Якутии в поэзии Фе­ досеева — полноправная героиня. О чем бы ни писал поэт — везде ощущается ее присутствие, ведь нигде, пожалуй, так не зависит существование человека от природы, как на Севере. Потому-то и ро­ ждаются эти безыскусные строки: В краях далеких вспоминаю запах Дымов из дымокурен и в лесу — Туман высокий, что идет на запад. Ш алаш рыбачий где-то на мысу. Природа в поэзии Федосеева формиру­ ет людей «по образу и духу своему», они,— то скромные и неприметные, как заполярные березки, то взрывчато-радост­ ные. как северное сияние, когда наступа­ ет «веселый щедрый праздник исы'ах». Едва ли не самые волнующие воспоми­ нания поэта связаны с детством — именно тогда закладывались основы его лириче­ ского мироощущения, рождалась и креп­ ла волнующая связь с отчим краем. о как нас быстро кони мчали. Как пыль столбом стояла, как легко Мальчишки, мы себя уподобляли Богатырям, героям «Олонхо». «Все В нашем детстве было лучше, чи­ ще,— в этом категоричном утвержде­ нии — стремление человека к добру, кра­ соте, которое не ослабело с годами,— оно обостряет внутреннее зрение поэта, по­ могает видеть нравственную суть в обыч­ ных, на первый взгляд, явлениях и карти­ нах. Не потому ли неприметный колючий боярышник становится в стихотворении Федосеева символом жизнестойкости. Во имя жизни, неясности во имя Он будет каждый год плодоносить. Боярышник... Ощущение простора, свободы и воли не дает поэту попасть под влияние того или иного молодого литературного вея­ ния. Он с достоинством и гордостью сла­ вит несуетливую, тысячелетнюю красоту. «Величье красы таежной, зелени пышный круг, шепот цветов тревожный, ветра чуть слышный звук». Поэт, не боясь про­ слыть консерватором или впасть в баналь­ ность, заявляет: «Здесь моя колыбель, от­ рада моя и цель». Да, именно «цель»,— ведь малая родина не «пройденный этап», не забытая точ­ ка на географической карте, а олицетво­ рение духовно-нравственной вершины че­ ловеческого «я», символ всего незапятнан­ ного, не тронутого практицизмом и деля­ чеством. Вот почему веришь, что «для се­ верного сердца» в мире нет дороже, чем «таежная поляна». Лирическому герою И. Федосеева чуж­ до слепое преклонение перед природой. Не без самохвальства он может сказать о себе: «Я тот охотник, что бьет зверя без промаха всегда». Несколько завышенная оценка собственных успехов помогает по­ нять характер лирического героя, который во всем привык полагаться только на се­ бя, ведь охота на Севере — это когда че­ ловек наедине с самим собой за десятки верст от человеческого жилья. А слишком долгое одиночество обостряет чувство не­ разрывности с природой. Не потому ли поэт не боится показать своего героя в охотничьем азарте, когда в нем просыпа­ ется древняя необузданная страсть, за ­ ставляющая с каким-то жадным любопыт­ ством наблюдать за агонией своей жертвы — «как затихают трепетные уши, как потухают заячьи глаза». Видимо, по­ эт — сын своей земли, имеет право поде­ литься с нами и такой радостью, ведь она выражает неприкрашенную правду охот­ ничьего быта. Поэт не боится показать своего героя удачливым охотником — тот «урон», который нанесет он тайге, во сто крат менее опасней бед, что несет порой необдуманное, лишенное нравственных ориентиров наступление технического прог­ ресса на природу. Опасна не сама цивилизация, а люди, «с шеею гибкой», чьи «сердца ядовиты». Они Не покажут, что злы и сердиты, Д аж е спорить с тобою не будут открыто. Д аж е правду твою они вспять обернут. Кому надо — шепнут, на тебя донесут. Лирический герой, которого Север воспи­ тал бесхитростным и откровенным, никак не может примириться с изменой друга,— с ним когда-то «обо всем, что ни есть, говори­ ли». Поэт не боится сбиться на прозу, шаг за шагом восстанавливая в памяти этапы духовного падения друга: «поднимался по лестнице выше и выше», «нос высоко зад­ рал», «он сближался лишь с теми, кто мог быть полезен».