Сибирские огни, 1988, № 1

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ «СЕЙ АВВАКУМ ДВАДЦАТОГО СТОЛЕТЬЯ...^ Стихи Николая Клюева В осстанавливается историческая справедливость, реабилитируются имена, открыва­ ются архивы. Новое поколение читателей открывает для себя Николая Гумилева и Владимира Набокова, Владислава Ходасевича и Дмитрия Мережковского, зна­ комится с неизвестными ему доселе страницами творчества Андрея Платонова, Осипа Мандельштама, Сергея Клычкова, Бориса Пастернака, Анны Ахматовой, Николая Клюева. Судьбу последнего — литературную и человеческую — можно, пожалуй, считать са­ мой трагической изо всех судеб деятелей русской культуры 20 века, разве что кроме судьбы Николая Гумилева. Владимир Набоков, Дмитрий Мережковский, Владислав Ходасевич, к примеру, хоть и не печатались, не издавались после революции у себя на родине, но относительно без­ бедно и благополучно прожили свой век в эмиграции. Их книги выходили на Западе. Умерли они своей смертью в своих постелях. Андрей Платонов, Михаил Булгаков и Анна Ахматова, несмотря на то, что в 30-е годы были вытеснены из литературы, все же оставались в своей среде известными писа­ телями и не узнали, к счастью, вкуса лагерной похлебки. Мейерхольд и Бабель все двадцатые-тридцатые годы были в почете и славе, Мейер­ хольд был полновластным диктатором театральной жизни 30-х годов, ставил свои пьесы в театре имени Мейерхольда, Бабель часто ездил за границу, представляя советскую литературу, оба они были в непосредственной близости к могучему бюрокра­ тическому слою «имущих власть», и это в значительной степени послужило причиной их трагической гибели, когда «слой» занялся самоистреблением... Судьба Осипа Мандельштама была ужасна. Но даж е его не преследовали и не тра­ вили за творчество так, как Николая Клюева, и почти все его наследие — стихи, проза и критика изданы у нас уже в 60—70-е годы. Борис Пастернак прожил благополучнейшую жизнь и лишь последние его годы были омрачены событиями, связанными с драматической историей публикации романа «Док­ тор Живаго» и исключением из Союза писателей. Николаю Клюеву «досталось» от эпохи больше, чем кому бы то ни было. Но сначала несколько слов о поэте, ибо молодое поколение читателей мало что зна­ ет о нем, а ведь когда-то он был славен и высоко чтили его талант лучшие умы России. «Какое письмо было на днях от Клюева... Это документ огромной важности (о сов­ ременной России — народной, конечно), который еще и еще утверждает меня в моих за ­ ветных думах и надеждах». «Клюев — большое событие в моей осенней жизни». (А. Блок, из дневника 1911 года). «Люблю Клюева. Клюев — мой учитель...» (С. Есенин). «Клюев пришелец с величавого Олонца, где русский быт и русская мужицкая речь по­ коится в эллинской важности и простоте. Клюев народен, потому что в нем сживается ямбический дух Баратынского с вещим напевом неграмотного олонецкого сказителя». (О. Мандельштам, 1922).