Сибирские огни, 1988, № 1

Валерий МУРЗАКОВ НУЖНЫ ли ПРИВИЛЕГИИ НАШИМ ДЕТЯМ? Б ыло лето сорок восьмого года, стояла изнуряющая жара, но нам, восьми­ десятилетним огольцам, жителям улиц Северных нашего города, было хоро­ шо. Одежки на нас было немного — сати­ новые трусы, и все, а обуви и вовсе ни­ какой. Но загребать босыми ногами горя­ чую пыль неасфальтированных пригородных улиц было непередаваемо приятно. И это живет в моей душе вот уже почти сорок лет как ощущение счастья. И я ничего не могу с собой поделать. Хотя очень хорошо пом­ ню голодный сорок седьмой год. Дед мой тогда на «пятьсот веселом» ездил в сосед­ нюю область за пшеном, и в дороге у него пытались вытащить деньги, до бумажника не добрались, но бритвой прорезали тужур­ ку и пиджак, а дальше помешал костяной гребень, дед носил его в нагрудном карма­ не. Но, несмотря на то, что деньги остались целы, пшена дед привез немного, маленький узелок. На три каши, как сказала бабушка. Дед сквозь зубы ругался и говорил, что пшеном там, куда он ездил, торгуют не меш­ ками, не пудами и даж е не килограммами, а стаканами. Бабушка сокрушенно качала головой, а я едва мог сдержать смех, дед во время своего рассказа, по-видимому, ма­ шинально, шевелил пальцами в прорехе, сделанной карманниками на тужурке. Мне это казалось очень смешным. Сегодня это может показаться странным, но именно в сорок седьмом году, после де­ нежной реформы, были отменены карточки и «черняшку», ржаной хлеб, если доберешь­ ся до прилавка, продавали по две буханки в руки. Помню, меня, семилетнего парнишку, тол­ па, ринувшаяся во время открытия в мага­ зин, чуть не задавила до смерти .. В те же годы в свободной продаже стали появлять­ ся колбаса, шоколадные конфеты, консер­ вы и другие продукты. Особенно меня пора­ зил копченый окорок. Раньше я его видел только в витринах, сделанным из папье- маше, и толком не понимал, что это такое. Я не помню, сколько стоил тогда килограмм окорока, но отлично помню, что мне никогда не приходила в голову мысль, что его мож­ но купить и съесть. Но запах был одуряю­ ще вкусным и бесплатным, и я иногда захо­ дил в магазин только за этим запахом. Не могу объяснить, каким образом этот запах увеличивал мое ощущение счастья. Но это было так. Может быть, за сорок лет произошла аберрация памяти и теперь все хорошее в жизни связывается с детством? Нет, я думаю, память меня не подводит. Все было именно так, как я пишу. Ощуще­ ние счастья давала нам воля. Несмотря на то, что под ложечкой часто сосало от голо­ да, несмотря на полное отсутствие многих вещей, без которых сегодня вроде бы и жить немыслимо, мы испытывали от жизни огромную радость. Потому что были воль­ ными детьми. Ребята моего поколения, как это ни пара­ доксально, не особенно радовались редким обновкам. Обнову надо было беречь, чтобы, не дай бог, не порвать или не испачкать... Словом, она стесняла свободу. Сегодня, чем больше я об этом думаю, тем больше удивляюсь, сколько загородок, оград, невидимых цепей напридумывали мы, чтобы искусственно отъединить свое чадо от жизни. Создаем умозрительную модель его счастья, не допуская мысли о том, что ребенок не объект, на котором мы будем испытывать свои педагогические способно­ сти или попробуем реализовать собствен­ ные неудавшиеся мечты, а новый автоном­ ный мир, жаждущий саморазвития. Может быть, поэтому остается вечной проблема отцов и детей, в наше время став­ шая особенно острой и болезненной. Может быть, следствия наших ошибок мы принимаем за причины и пытаемся эти след­ ствия как-то поправить или хотя бы при­ дать им пристойное обличив? Об этом сейчас много пишут, много спо­ рят, пытаясь обвинить то школу, то роди­ телей, то общество, то саму молодежь, ко­ торая и инфантильна, и эгоистична, и не­ гражданственна, и непатриотична и т. д. Но в то же время и очень развита, и умна, и... патриотична. Крайние точки зрения, произносимые в крайней запальчивости, ре­ чи, опровергающие противоположное мне­ ние. Но ни та ни другая точка зрения никак проблемы не проясняют, так же, как, впро­ чем, и умеренное рассуждение о том, что в жизни есть и то и другое, и хорошее, и не