Сибирские огни, 1988, № 1

рил идеьо узкоколейного Великого пути* но утвердил кривощековский вариант, суля- щий 3 миллиона рублей экономии. Победила честность, победил Михайловский 2-й. Рождение Новосибирска было предрешено. 8 Н. к . Михайловский небезуспешно вел журнал. Были опубликованы последние очерки Г. И. Успенского из цикла «Поездки к переселенцам», первый рассказ И. А. Бунина «Танька» («Деревенский эскиз»), «Челкаш» М. Горького. Гаринских «Гимназистов» редактировал сам Николай Константинович — и вызвал бурный протест автора: «С болью в сердце прочел исковерканную и бесцветную ра­ боту... мазня, обесцвеченная цензурой и корректурой... Я в полном отчаянии»,— теле­ графировал Гарин редактору из Гундуровки, вернее из соседнего волостного городка Сергиевска. «Гимназисты» все же были опубликованы в «Русском богатстве» в 1893 году, после того как автор держал корректуру и кое-что восстановил. О «Гимназистах», как и вообще о тетралогии, написано много в литературоведении, взгляды высказывались самые противоположные: от утверждения, что в образе Тёмы Карташёва изображен человек, неспособный противостоять уродствам жизни и «подлеющий» под их влиянием, до заключения, что путь Тёмы — это сложный путь к идеалу. Выскажу и свое мнение, в частности и о том, почему же лидер народников, одобривший «Детство Тёмы», так сурово редактировал «Гимназистов». «Гимназисты» — это художественное исследование становления юных характеров в самых тонких нюансах, самых невидимых движениях души. Писатель улавливает ми­ молетное возникновение чувства, когда, вроде бы, ровным счетом ничего не произошло, а вместе с тем, все изменилось. «Она оглянулась и, пропустив свидетелей, прикрепила цветок у себя на груди. Она прикрепляла и смотрела на цветок, а Рыльский смотрел на нее, пока их взгляды не встретились, и в ее душе загорелось вдруг что-то. Она закрыла и открыла глаза. Ее сердце сжалось так, будто он, этот красавец с золотистыми волосами и серыми глаза­ ми, сжал ее в своих объятиях. Она пошла дальше, потеряв ощущение всего: что-то веселое, легкое точно уносило ее на своих крыльях». С наслаждением читаешь сцену вечернего чая у Аглаиды Васильевны, куда впервые Карташёв пригласил своих приятелей. Эта натянутость и конфузливость мальчиков, старающихся показать самостоятельность и глубокомыслие, эта застенчивость и вол­ нение Тёминых сестер, красивых и изящных,—- все это сливается в празднично обая­ тельную атмосферу первого сближения дущ, первого одоления отроческой скованности. В другом эпизоде Карташёв нагнетает в себе чувство одиночества, отделяется от компании, совершает сладкое насилие над собой, удовлетворяя непонятную потреб­ ность в страдании, столь свойственную юности. Гарину не доводилось систематически, подолгу работать за письменным столом, как это делает абсолютное большинство писателей, он всегда писал урывками, с боль­ шими паузами. Такой ритм жизни породил и стиль, который он сам характеризовал так: «Моя манера писать мазками; мазки и блики дают картину». Да, именно мазки, лаконизм изобразительных средств — когда нету времени на длинные описания. У него редко, например, встретишь пейзаж, который занимал бы больше абзаца. Вот изображен закат на Черном море в тех же «Гимназистах»: «Запад как загорелся, так и горел, залитый огненной массой. Только ближе к горизонту, точно зажатый, сквозил клочок прозрачного, золотисто-зеленого неба, точно вход туда, за пределы земли». В одном из рассказов он единственной энергической фразой рисует цельную картину: «Низкие мокрые тучи в вихрях урагана низко неслись над землей, смачивая все сразу и без остатка». Какова энергия деепричастного оборота в этой фразе! Удивительно ёмок информативно его язык: «После первых двух томов Писарева Карташёв прочел еще несколько других, заглянул в Добролюбова, просмаковал вве­ дение Бокля, читал Щапова и запомнил, что первичное племя, населявшее Россию, 6ы^^курганное и череп имело субликоцефалический».