Сибирские огни, 1988, № 1

Весной 1891 года Николай Георгиевич в Гундуровке заканчивал «Детство Т5мы», уже не таясь от жены, всячески подбадриваемый ею, хотя писательская судьба пока никак не вырисовывалась и очерк «Несколько лет в деревне», увезенный полгода назад в Москву, как в воду канул. На второй день Пасхи, по страшной распутице, по весеннему бездорожью, в гунду- ровскую глушь, за 70 верст от недавно построенной железной дороги Самара—Похви- стнево, нагрянул известный, но лично совершенно не знакомый гость — Константин Михайлович Станюкович. Михайловские, конечно, знали современную литературу, читали ведущие журналы того времени, но никогда не встречали, как говорится, живого писателя, этот круг был для них бесконечно далек. Михайловские знали о тяжкой судьбе передовых личностей, о которой предупреждала когда-то Глафира Николаевна, напутствуя сына в универси­ тет. Но и с этими людьми тоже Михайловские не встречались. И вот перед ними неж­ данно, без предупреждения, без их зова, предстал человек, который соединял в себе и то, и другое. К. М. Станюковичу в это время было 48 лет, он показался Михайловским пожилым. Весь облик его нес на себе следы пережитого: левая сторона лица подергивалась от нервного тика, который сделался у него в тюрьме, где он узнал о смерти дочери. И трех лет не прошло, как он вернулся из трехлетней томской ссылки, которую отбывал за связь с революционной эмиграцией. Уже широко были известны его романы «Без исхода», «Омут», уже появились в журналах первые из «Морских рассказов», принес­ шие ему европейскую известность. Потомственный моряк, сын адмирала, сам морской офицер, совершивший кругосвет­ ное плавание на боевых кораблях, Станюкович подал в отставку в чине лейтенанта, вопреки воле отца, и уехал учительствовать в деревню. Он так же, как и Михайловский, разочаровался в своей деревенской эпопее, тем более что хотел поднять крестьян не на экономические преобразования, а на политическое изменение строя. Народничество, недавно столь грозное для самодержавия, переживало глубокий кризис, сходило с исторической арены в России. Испытав все возможные средства в борьбе с царизмом — и прямую подготовку революции во времена Чернышевского и Добролюбова, и хождение в народ по примеру чайковцев, и террор в пору Желябова и Перовской — теперь оно, обессиленное и расколотое, тщетно пыталось отыскать еще какие-то пути. Бывший народник Плеханов полностью принял марксизм. Лавров стал в эмиграции членом Интернационала и участником Парижской Коммуны, только не признавал принципа диктатуры пролетариата для России, как страны крестьянской. Внутри России последний великий народник Салтыков-Щедрин уже не связывал с об­ щиной перспективы социалистического переустройства, а прямо связывал их с разви­ тием науки и техники. Но в пору описываемой нами встречи его уже не было в живых, он умер в 1889 году. Царское правительство не спускало глаз с народничества, продолжало громить его любые проявления. Еще в 1866 г. были закрыты некрасовский журнал «Современник» и писаревский «Русское слово», в 1884 — «Отечественные записки» Салтыкова-Щедри­ на. Некоторые из старых соратников перекочевали в журнал «Дело», где главной фи­ гурой стал Станюкович. Но после ареста Станюковича вскоре и «Дело» было закрыто. Оставшиеся после разгромов и расколов народники нашли прибежище в журнале «Русская мысль», умеренном поневоле. Революционная программа первых народников сошла на нет, до того, чтобы лишь, как писал Ленин, «заштопать, «улучшить» поло­ жение крестьянства при сохранении основ современного общества». От журнала «Русская мысль» и приехал в Гундуровку К. М. Станюкович. Не такое было положение народников, чтобы упускать хоть одну родственную душу, болеющую за крестьянство. Станюкович сообщил, что члены редакции, в том числе лидер народни­ ков Н. К. Михайловский, Глеб Успенский, Н. Н. Златовратский, одобрили очерки «Не­ сколько лет в деревне» и просят автора дать согласие напечатать их в «Русской мысли». Поскольку журнал не числился народническим, то какая-либо переписка по поводу общей платформы была очень даж е нежелательна. Вот поэтому и нагрянул в Гунду­ ровку в самую распутицу не боящийся хлябей старый морской волк. Три дня жил гость в Гундуровке, подружился с хозяином, несмотря на почти де­ сятилетнюю разницу в возрасте, прочитал незаконченное «Детство Тёмы», обнял автора и назвал его настоящим писателем. Николай Георгиевич решил опубликовать свои очерки под псевдонимом, чтобы не подписываться, в самом же деле, как под статьями: «Михайловский 2-й», а то еще, по- 122