Сибирские огни, 1988, № 1

тяжелую сумку и ломал голову — с какого бы конца завести щекотливый разговор? До вечера, когда вернется Фаина, времени еще много, а опохмелиться хочется прямо сейчас, сил уже нет терпеть. Он собирался попросить денег у Поли, но никак не мог насмелиться. У кого другого давно бы выклянчил, а тут стеснялся. Запах в избе после свежего воздуха на улице показался особенно тя­ желым и тошнотным. Поля запнулась о табуретку, которая валялась у порога, подняла ее и присела на краешек. Вася засуетился, неумело по­ пытался накинуть на кровать одеяло. — Вы не делайте, я сама уберу. Он долго еще топтался посреди комнаты, но попросить денег так и не решился. Теперь надо было ждать до вечера. А до вечера требовалось чем-то заняться, перемочь, пережить медленно тянувшееся время. Па ко­ моде стоял баян, Вася снял с него накидку, набросил на плечо истрепан­ ный, залоснившийся ремень и выбрался на улицу. От всего неприятного в жизни его лечил баян. Присев на ступеньку, Вася заиграл не сразу, а поставил баян на колени — это для того, чтобы опять же растянуть вре­ мя— и неторопливо огляделся. И вот что увидел: над крыльцом — проч­ ная крыша из доброго, нового теса, на досках простроганы ровные до ­ рожки, на толстой проволоке, под обрез крыши, подвешен склепанный из жести глубокий ж ел о б— дождевая вода без задержки льет в железную бочку. Выдавались у Васи весной две недели, когда он схватился за хозяйст­ во. Приходил с работы и до самой ночи строгал, пилил, тесал, что-то не­ громко напевал, только ему понятное. Рьяно схватился, кроме крыши и желоба он еще одну стену избы обшил дощечками, навесил новые воро­ та, маленький, деревянный тротуар настелил в ограде. Но хватило его только на две недели. Надоело, бросил. Огляделся сейчас Вася, вздохнул, ощущая все тот же кислый запах перегара, поправил ремень баяна и чуть-чуть, едва задевая, тронул самые нижние кнопки ладов. Они отозвались тоненькими голосами. На баяне Вася играл не так, как другие, играл по-особому,— все мелодии у него были свои, им же придуманные, все протяжные и тоскливые. Мог он, конечно, и «Коробочку» и «Подгорную» изладить, вальс какой-ни­ будь. Но когда вот так играл, для себя, то только свое. Мелодии никог­ да не запоминал, каждый раз они у него новые, тут же и придуманные. Играть Вася начал давно, еще в школе. По лотерейному билету ма­ тери выпала неожиданная удача, и в доме появился большой, серый чемодан, от которого пахло кожей и чем-то еще, как пахнут все мага­ зинные покупки. Мать открыла чемодан, достала из него новенький, блестящий баян и развела руками. — Господи, кого с ей делать, с гармошкой?! Вася три дня попиликал, а потом вдруг взял, да и сыграл «Подгор­ ную», не очень хорошо, но сыграл. В школе он потом всегда выступал на утренниках, а мать приходила и садилась в первый ряд. Когда под­ рос, стали его приглашать на гулянки. Чего он на них выделывал! Если уж растягивал мехи баяна в плясовой, то и у самого голова ходуном хо­ дила, и изба, где гуляли, ходуном ходила, стонала и скрипела полови­ цами от дружного топота. Но больше всего любил играть, когда пели бабы. Как затянут «Средь высоких хлебов затерялося...», как поднимут песню, да кпк скажут негромко про горе-горькое, так, глядишь, и сами заплачут. В такие минуты, когда пели бабы, Васю охватывало стран­ ное чувство, слезы закипали в глазах, внутри как будто что отрывалось, и он сам не знал, чего ему в эти минуты хочется. В школе, как учителя ни упрашивали, он больше на концертах не играл. Ни своего, ни чужо­ го. Однажды, когда Вася учился в восьмом классе, на большой гулянке у Ерофеевых он впервые напился. Ему и раньше предлагали рюмочку, но он, помня строгие наказы матери, всегда отказывался, а в этот раз особенно жалобно пели бабы и особенно мучили его какие-то тайные, 10