Сибирские огни, 1987, № 12
— Я командир красного партизанского отряда и прошу с этим считаться... — Красного? Похоже, красный цвет для тебя — это лишь кровь и ничего больше. Скажите, — повернулся к игуменье, — сколько всего женщин находится в вашем монастыре? — Сто сорок, — ответила игуменья и пояснила: — Девять мона хинь, сорок шесть рясофорных послушниц и восемьдесят пять сестер... Но теперь тут и половины того не сыскать. — Где же они? — А вот вы его спросите, — глянула на Белокобыльского, и глаза ее гневно блеснули. — Господи, что творится! Белые приходили — пи ли и грабили, выгребли из монастырских амбаров все, что могли... Сестер принуждали ко греху мирскому. Эти пришли — чем лучше? А над сестрой Маврой, — тихо и горестно прибавила, — надругались и те, и другие... Вот и он надругался! — опять обожгла взглядом Бело кобыльского. — Испоганил тело ей и душу... Белокобыльский затравленно зыркнул из-под красных опухших век: — Сестры ваши и сами не против мирских утех. Бабы как бабы, все при них... — Не кощунствуй! — повысила голос игуменья, прямая и реши тельная, суровая в своих темных и длинных одеждах, готовая, кажет ся, в этот миг ради истины святой пойти хоть на заклание. — Сестра Мавра после того руки хотела на себя наложить... Грех-то, грех какой! А батюшку Николая, пастыря монастырского, за что вы секли до бесчувствия? — подступала к Белокобыльскому. Он растерянно и зло ухмылялся. — Высекли, а потом остригли, глумясь над старым чело веком... За что? — Батюшку мы остригли за непослушание... Пусть богу молится, что легко отделался. Прошу оградить меня от наскоков контры, — повернулся к Третьяку: — Прошу это сделать немедленно! — Оградим, — пообещал Третьяк. — Непременно оградим. Наутро Белокобыльский и четверо ближайших его сподвижников, наиболее жестоких и отъявленных насильников и мародеров, по при говору срочно созданного военно-полевого суда, «как элементы, чуж дые делу революции», были расстреляны. Эхо ружейного залпа гря нуло и глухо отозвалось в горах, скатилось по увалам вниз, к речке Загрехе, и здесь погасло... Студеной синевой отливало сентябрьское небо. Отряд же Белокобыльского, числом более ста двадцати человек, почти полностью присоединился к отряду Огородникова: люди поняли,- наконец, куда завел их бывший командир, раскаялись и повинились, обещая кровью своей в борьбе за Советскую власть искупить вину, смыть это позорное пятно. — Ну что ж, — сказал Третьяк перед строем объединенного отря да, — нашего полку прибыло! Четыреста бойцов сегодня в строю. И впредь ряды наши будут расти каждодневно, я в этом уверен. Ибо правда — на нашей стороне! А насчет полка я не оговорился: настало время его сформировать... да он уже, по существу, сформирован, пер вый горнопартизанский революционный полк. Спустя три дня полк готовился выступить на Черный Ануй. В эти дни и произошло два события, может и не равных по своему значе нию, но не менее важных от того. Однажды утром в штаб зашла игу менья Серафима и сказала, что сестры Николаевского женского мо настыря, благодарные большевикам за их доброту и великодушие, ре шили оказать им помощь. — Чем богаты, — сказала игуменья. — Проведали мы, что с про виантом у вас плохо, вот и решили, елико возможно, дать вам из сво их запасов крупы, солп, муки... Безвозмездно, — добавила. _ Такое наше желание — и господь нас на это благословил. 88
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2