Сибирские огни, 1987, № 12

— И долго вы там пробыли? — Одиннадцать лет. — Чем же вы занимались в Америке? — Огородников вертел в руках бумаги, не зная, что с ними делать. — Проще сказать, чем я не занимался, — ответил Третьяк, и лицо его сделалось озабоченно-строгим. — Первые годы работал на камено­ ломнях. Потом слесарем на паровозостроительном заводе в Бричпорт- Канадик. Потом переехал в Сан-Франциско... Но это уже после того, как свершилась у нас Октябрьская революция. — Где это... у вас? — У нас в России, — твердо сказал Третѣяк и кивнул на бумаги, ко­ торые Огородников все еще держал в руках. — Или не доверяете моим документам? — Всякие бывают документы, —уклончиво ответил Огородников. — Ладно, поговорим после. А эти кто такие? — вспомнил об остальных за­ держанных. — Это мой отец, — сказал Третьяк, повернувшись к пожилому, лет шестидесяти, человеку. — Яков Леонтьевич... А это брат Александр. Жи­ вут в станице Чарышской... Хотели встретиться с партизанами. — Понятно,—усмехнулся Огородников. — Отец и брат из Чарыш­ ской, а вы, стало быть,— глянул на Третьяка,—из Сан-Франциско? По­ нятно, господин... или как там у вас в Америке? Ладно, разберемся, кто' вы есть. Отведите задержанных. Пусть отдохнут. Да накормить не за­ будьте, — бросил уже на ходу. Третьяк, глядя ему в спину, спросил: — Когда же вы нас освободите? — А вот возьмем Чарышскую — тогда поглядим. Однако взять Чарышскую на удалось. И повстанцы, понеся ощути­ мые потери, отступили к Малому Бащелаку. Здесь и произошел случай, круто изменивший отношение к Третьяку, который все еще содержался на правах пленного. Один из бойцов сваловского отряда оказался недав­ ним жителем станицы Чарышской, он и рассказал, увидев Третья­ ка: «Дак это ж брательник Лександра Яковлевича, чарышского учителя, он и есть.,, мериканец, стало быть. Он как приехал в станицу, Так и по­ чал собирать вокруг себя мужиков: вы, грит, ни хлеба, ни тягла не да­ вайте колчакам. Станишный атаман есаул - Шестаков однова упре­ дил учителя, сам своими ушами слышал: ты, грит, скажи своему бра­ тельнику, штоб его большевицкого духу в Чарышской не было, а не то... сам знаешь!.. Вот Иван-то Яковлевич и скрылся. А тут гляжу — под стражей. Как же это вышло, товарищи? Своего ж брата — и под арест...» Вскоре Третьяк был освобожден. Вечером, после ужина, Огородников стоял в ограде, курил самокрут­ ку. Сумрачно было и тихо. Стыло, как льдинки, поблескивали звезды в тишине, и приятным холодком обдавало лицо. Дверь соседнего дома в это время протяжно скрипнула, и на крыльцо вышел человек. И пока он спускался с крыльца, пока шел, пересекая улицу, заметно было, как он сильно прихрамывает. •— Не помешаю? — спросил густым, низким голосом. Огородников узнал Третьяка. — А-а, это вы... Давайте, давайте к нашему шалашу! — И поинтере­ совался, когда тот подошел: —Что с ногой? — Пустяки, — ответил Третьяк. — Старая простуда, как видно, ска­ зывается. — Какие ж это пустяки! — возразил Огородников. —Лечить надо. Завтра покажите Бергману. Фельдшер у нас хороший. Он тут одного .78