Сибирские огни, 1987, № 12

— Да,— призналась она.— Сейчас я особенно в этом уверена. И хочу этого. Очень хочу!.. — Ну что ж,—после долгой паузы проговорил Николай Глебович, кивая головой,— это вполне естественно и логично. Да, вот именно — логично. И я тоже, представь себе, хочу, чтобы поскорее кончился этот хаос и утвердилась на земле справедливость. Будем надеяться. Так ведь? А теперь вот что: вернемся к своим заботам. И вот о чем хочу я тебя попросить, Танюша: постарайся поменьше задерживаться в третьей па­ лате, во всяком случае не больше, чем это надо... Надеюсь, ты понима­ ешь меня? — Да, папа, я понимаю тебя. Но одно дело сказать, а другое — выполнить. Удавалось это нелегко, и не всегда — и в третью палату заходила она теперь чаще и задержи­ валась там дольше обычного, объясняя это тем, что третья палата са­ мая тяжелая и нуждается в особом внимании... Впрочем, никто и не требовал от нее никаких объяснений. Однажды, войдя в палату, она услышала невнятный, хрипло-горя­ чечный голос Павла — он бредил. Таня подошла к нему, поправила съехавшее одеяло, смочила уголок полотенца и осторожно приложила к сухим, потрескавшимся его губам. Он затих на секунду, повернув голову к стене, прерывисто и часто дыша. Потом стал метаться и что-то говорить. — Зажгите... лучину зажгите! — хрипел он, с трудом вйталкивая из горла слова.— Татьяна Николаевна... читайте.... прошу вас, читайте! Я посвечу вам... Таня вздрогнула, услышав свое имя, слезы подступили к горлу, ду­ шили ее, и она, не в силах их- сдерживать, выскочила в коридор. Слава богу, никто не заметил ее слез. Пото^ она работала с утроенной энергией и старательностью, сов­ сем забыв об усталости. И если случалось, что некому было остаться на ночное дежурство, она с поспешной готовностью и б,ез раздумий согла­ шалась. А когда приходилось дежурство кому-то передавать и ждать потом своей очереди целые сутки, а то и больше, она волновалась и бес­ покоилась, не находя себе места. А вдруг Павлу стало хуже? Это «вдруг» окончательно выбивало ее из колеи, лишало покоя. И она бежа­ ла потом в больницу, вся внутренне сжавшись, боясь и ожидая самого худшего, и успокаивалась, расслаблялась немного только тогда, когда видела, что Павел, как и прежде, лежит на своей угловой кровати... Она подходила к нему, с надеждой всматривалась в его лицо, словно бы отгороженное какой-то непреодолимой завесой. Но сегодня лицо Павла показалось ей спокойнее и бледнее обычно­ го. Должно быть, жар спал, и на лбу у него выступила испарина. Таня осторожно промакнула полотенцем, вытерла ему пот. Навел встрепе­ нулся, медленно и тяжело разомкнул веки, и посмотрел невидяще, как сквозь туман. Веки его дрожали, и глаза, точно прозревая, останови­ лись на ней, не выражая, однако, ни удивления, ни каких-либо других чувств... Таня замерла в ожидании: сейчас, вот сейчас он узнает ее, об­ радуется, и она, желая и боясь этого одновременно, вся напряглась и даже приложила палец к губам, как бы предупреждая: молчи!.. Но он устало закрыл глаза и отвернулся к стене. Потом, спустя много дней, когда кризис миновал и они смогли пого­ ворить, Таня спросила его об этом. И Павел сказал, что он узнал ее, конечно, сразу, как только увидел, но у него не хватило силы обрадо­ ваться и что-нибудь сказать. / На исходе третьей недели в больницу неожиданно явились двое военных. Николай Глебович, предчувствуя недоброе, несколько расте­ рялся и встретил их настороженно: — Чем обязан столь высокой чести? 73