Сибирские огни, 1987, № 12

работал в этой больнице. Она гордилась отцом — его известностью в городе, тем, что в Томске его уважают и ценят, и еще тем, что отец был первым выпускником первого в Сибири университета... Таня работала в инфекционном отделении, размещавшемся не в ос­ новном больничном корпусе, а чуть поодаль, в глубине двора, в неболь­ шом деревянном флигеле-бараке. Особенно трудно было поначалу. Тяжелый дух инфекционного отде­ ления действовал удручающе. Потом он, этот специфический запах, как будто исчез, растворился. И Таня перестала его чувствовать, и замечать. Человек привыкает, ко всему, даже к страданиям и боли. Но нет боль­ шей радости видеть больного, преодолевшего свой недуг, особенно в тот миг, когда он, будто впервые, встает на ноги и заново учится ходить. Ка­ кая это радость!.. Тане иногда казалось, что и она тоже, преодолев свой душевный недуг, заново учится ходить. В то солнечное и тихое утро, как и всегда, она занималась обычны­ ми делами — бесшумно и быстро ходила по узкому сумрачному коридо­ ру, заглядывала в палаты, кому-то поправляя подушку, кому-то под­ нося воды или «утку», кому-то мимоходом и молча улыбалась — так хотелось облегчить страдание и ускорить выздоровление! И все это время она испытывала какое-то новое и странное чувство, ■скорее да­ же не чувство, а предчувствие чего-то невероятного, необычного, что должно было с нею случиться в этот день... И предчувствие не обмануло. Когда Таня вошла в третью палату, самую тяжелую из всех шести палат инфекционного отделения, она тотчас обратила внимание на угло­ вую кровать слева, у окна, где только вчера умер старик... Теперь на этой кровати лежал новый больной, совсем, как показалось, молодой, остриженный наголо, неровно, лесенкой, крупноголовый парень. Лицо его, налитое густой нездоровой багровостью, пылало в жару. И Таня, взглянув на него, вздрогнула и остановилась, еще не понимая, чем по­ разило ее это лицо. Неожиданная мьісль остро и неприятно кольнула: эта угловая кровать была несчастливой и даже роковой — вот уже чет­ вертый больной за полторы недели, и трое из них один за другим, слов­ но связанные незримой нитью, скончались... «Неужто и этот? — подума­ ла Таня с каким-то суеверным страхом. И, приблизившись, чуть накло­ нилась и заглянула в лицо больного. Вдруг отшатнулась, испуганно по­ думав: «Господи, это же Павел!» Но откуда, как он мог здесь оказаться, Павел Огородников? Она кинулась выяснять: откуда и что это за больной? Однако в ре­ гистрационном журнале значилось: неизвестный. Оказывается, больной был доставлен без сознания, документов при нем не было никаких... Таня вернулась в палату и долго стояла, вглядываясь в лицо боль­ ного, метавшегося в жару. И чувствовала, как этот жар и ей передает­ ся... Сомнений больше не осталось: это был Павел. Потом рассказала об этом отцу. Николай Глебович, выслушав то­ ропливый и сбивчивый ее рассказ, долго молчал. — Хорошо,— сказал, наконец.—Хорошо, что ты мне об этом рас­ сказала. Кому-нибудь еще говорила? — Нет. Больше никому. — И не говори пока. Неизвестный — пусть останется неизвестным. А дальше посмотрим, как быть. — Он выживет? —спросила Таня. — Не знаю. Состояние, сама видишь, тяжелое. Но будем надеять­ ся на лучший исход. Будем надеяться. Ты его хорошо знала? — глянул он на дочь. — Да. Он очень славный,.папа, и мне во всем искренне старался по­ могать. Потом они с братом ушли из деревни, и я после этого только один раз его видела... Огородниковы очень хорошие люди. Мужествен­ ные и справедливые, и я уверена, что такие люди, как они, непременно победят... Ты так думаешь? — удивленно посмотрел на нее Николай Гле­ бович.—■И уверена в этом? 72