Сибирские огни, 1987, № 12
А в другой раз Таня подошла к пианино и постояла в глубокой за думчивости, трогая отзывчиво-податливые и как бы ускользающие из- под пальцев клавиши, осторожно и неуверенно присела и попыталась что-то сыграть... Но вдруг уронила голову на руки и тихо, беззвучно за плакала, вздрагивая плечами. «Пусть поплачет — слезы облегчают ду шу»,— подумал Николай Глебович. Потом, спустя минуту, проговорил со строгой печалью в голосе: ■— Трудно сегодня многим, Танюша. Время такое. Посмотрела бы ты,, что творится сейчас в нашей больнице. Палаты переполнены. Не хвата ет врачей, сестер, нянечек-сиделок, нет медикаментов...— он глубоко, вздохнул и тронул Таню за плечо, задержав на нем руку,—А знаешь чем я живу и что меня поддерживает и дает мне силы в этот тяжелый час? — вдруг спросил. Таня подняла голову и вопросительно посмотрела на него влажно блестевшими глазами. — Сознание того, что кому-то сегодня труднее, чем мне, и надо ему помочь. Это главное, не устареет. Понимаешь? Таня посмотрела на отца снизу вверх, чуть откинувшись назад, и глаза ее были уже сухи: — Спасибо. Он удивился: — За что ты меня благодаришь? — За все,— поспешно и горячо сказала она*чего-то не договаривая, и всхлипнула запоздало, шумно и как-то по-детски втягивая в себя воз дух.— За то, что ты был для меня отцом и матерью, за то, что ты был и- есть... Спасибо тебе!.. — Ну, ну, это ни к чему...— буркнул он, смешавшись и смутившись слегка от этого неожиданного .ее признания. —И ты для меня многое значишь, очень многое!.. — Спасибо,— повторила она, перевела дух и, помедлив, сказала твердо и даже с какой-то злой и отчаянной решимостью: — И я хочу помогать тем, кому сегодня труднее... Да, да! Хочу помогать тебе. Ты же сам сказал: не хватает в больнице сестер, нянек-сиделок... А я сижу без дела. Это безнравственно. Николай Глебович, не ожидавший столь резкого поворота, несколь ко растерялся: — Но... ты же учительница, а не сиделка. — Разве это имеет какое-то значение сегодня? — И все-таки человек должен заниматься тем... — Папа! — перебила она его. — Прошу тебя, не отговаривай. — Хорошо, — кивнул он. —Хорошо, Таня. Давай вернемся к этому разговору чуть позже... И Николай Глебович не стал отговаривать, понимая, как важно для нее сейчас, именно сейчас заняться каким-нибудь полезным делом, по верить в себя, почувствовать и осознать свою нужность. Разве не в этом ее спасение? Теперь по утрам Таня просыпалась с одной и той же мыслью: не опоздать бы в больницу. Иногда они шли вместе с отцом. Иногда за Ни колаем Глебовичем, когда он требовался срочно, присылали больничную «карету», и они с ветерком ехали с Воскресенской горы на Юрточную, мимо женской гимназии, через мост, под которым весело поблескивала и журчала Ушайка... Таней овладевало в такие минуты глубокое волне ние, близкое к радости, — не от самодовольства или переизбытка чувств, а скорее от мысли, что ее ждут, от сознания своей ответственности. Страдания других как бы притупили и отодвинули в сторону собствен ную душевную боль. Больница размещалась в двухэтажном кирпичном доме на берегу Ушайки, до центра — подать рукой. Сколько помнит Таня, отец всегда 71
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2