Сибирские огни, 1987, № 12

И еще раз сказала: «Поезжай, голубчик, поезжай!» После этого Гуркин уже не колебался. Петербург встретил его пасмурной и'ветреной погодой. Гуркин помнит, как в один из таких ненастных дней он долго шел по Университетской набережной, потом долго стоял напротив громадно­ го и несколько мрачноватого, как ему тогда показалось, здания Акаде­ мии, не решаясь не только открыть массивно темнеющую, с медной от­ делкой дверь, но и приблизиться к ней... Он стоял на сквозном ветру, зажимая под мышкою папку с рисунками, и два сфинкса, как бы охра­ нявшие спуск к Неве, надменно и холодно взирали на него с высоты... И так ему захотелось в тот миг оказаться дома, в привычном кругу зна­ комых и близких, с головой окунуться в мир повседневных дел и забот, так захотелось, что он даже застонал тихонько и стиснул зубы, сознавая тщету сиюминутных желаний. Нет, нет, все это не сон, а явь — и эти надменно-загадочные сфинксы, и это громадное здание Академии, куда он стремился за тысячи верст, это здание — словно крепость перед ним, которую надо во что бы то ни стало взять. И тогда он, собравшись с ду­ хом, шагнул к массивной дубовой двери, рванул ее на себя — и вошел в просторный академический вестибюль. Тогда он жил будущим, верил в него, считал, что все большое, глав­ ное— впереди. А сегодня? Что происходит с ним сегодня? Гуркин взгля­ нул еще раз на злополучный холст, положил мастихин и вышел из мастерской, плотно притворив за собой дверь. Мелькнула мысль: «Бу­ дущее ушло от меня, как уходит из-под ног почва...» Он постоял на крыльцеі День разгорался жаркий. И гора Ит-Кая, точно конь с разметавшейся по ветру гривой, вся в солнечных бликах, показалось, придвинулась еще ближе и подставила свою спину: садись! Гуркин улыбнулся с грустью, глядя на близкую гору, спустился с крыль­ ца и пошел через сад к юрте, думая: «Надо жить. И работать». :{с * * Он задумал новую картину, однако работа не ладилась. Казалось, два духа поселились в нем: один рвался к работе, видя в ней спасе­ ние и единственный выход из тупика, а другой не видел выхода и не знал, что делать и как быть. А тут еще приезд брата Степана с доктором Донцом перевернул все окончательно, добавил сомнений, подлил масла в огонь. Они приехали под вечер, запыленные, усталые и чем-то сильно встревоженные. И пробыли совсем недолго. Спешили. Гуркин понял, что дела их, как видно, совсем неважные. Тревога и опасения переда­ лись и ему. — Что,— спросил он,— совсем худо? — Хуже некуда,— признался Донец.— Потому и заехали. Решили предупредить. Обстановка изменилась — и отнюдь не в нашу пользу. — Но я .тут при чем?— усмехнулся Гуркин.—Живу дома. Работаю. Пытаюсь работать...— подумав, уточнил.— Я теперь отошел от всякой политики. От всякой,— повторил он, будто самого себя хотел в этом убедить.— Новую картину вот задумал... — Это хорошо,— согласился Донец.— Главное для вас —писать картины. Но слишком круто повернулись события. Большевики опять зашевелились — и здесь, в горах, и в степном Алтае... Повсюду. — Отряд Огородникова снова объявился,— добавил Степан.— На днях он изрядно потрепал дивизион Кайгородова. А неделю назад в Черном Ануе прапорщик Залесский нарвался на засаду партизан и едва унес ноги. — Какой Залесский?— вскинул голову и посмотрел на брата Гур­ кин,— А-а...— вспомнил и, поморщившись, махнул рукой.— Ни Залес­ ский, ни Кайгородов меня больше не интересуют. і::аа •