Сибирские огни, 1987, № 12

Гуркин вернулся в камеру,-, увидел своих соседей, двух бийских ра- бочих-совдеповцев, Тихона Мурзина и Федора Бурыкина, арестованных неделю назад и ждавших, как и он, окончательного решения, и снова подумал о том, что вся его жизнь так или иначе связана с русскими... Вот и здесь он оказался рядом с ними. Были они совершенно разными, эти двое,— и по возрасту, и по характеру. И к нему тоже относились по- разному: тот, что помоложе, не скрывал своей неприязни, был резок и категоричен в суждениях; Федор Бурыкин, вдвое старше своего товари­ ща, густобровый седеющий человек, отличался спокойствием и выдерж­ кой, был немногословен, рассудителен... Гуркину казалось иногда, что Бурыкин относится к нему с сочувствием, мягко и ненавязчиво старается поддержать, наставить на путь истинный... А где он, этот истинный путь? Если бы знать! Мурзин выжидательно молчит, прищурившись, и Гуркину тоже не хочется ни о чем говорить. Он проходит к низкому топчану в углу каме­ ры, но не садится, а долго и грустно смотрит в подслеповато-грязное, зарешеченное окно, за которым смутно белеет снег и едва угадывается гаснущий свет закатного солнца... Ветрено. Старый тополь под окном устало вздыхает, царапая ветками по стене. — Ну, как ваши успехи? — не выдержав, спрашивает Мурзин, и в голосе его слышится ирония.-—Скоро домой, небось, отпустят? Гуркин пожимает плечами. — Странно, конечно... что мы с вами оказались в одной камере. — Что же в этом странного? — А то, что понять не могу: как это они упекли вас в тюрьму, если вся ваша каракорумская шатия-братия заодно с ними? — Значит, не заодно, коли упекли,— возражает Бурыкин, как бы отводя от Гуркина или пытаясь смягчить удар. — Заодно-о, чего там! — стоит на своем Тихон Мурзин.— Вот, помя­ ни мое слово, разберутся, что к чему, и освободят со всеми почестями. — Так уж и с почестями? Может, и ты ждешь этих почестей? — усмехнулся Бурыкин. — Не обо мне речь. У нас с ним,— кивает на Гуркина,— пути раз­ ные. — Кто знает, может, завтра пути наши сойдутся — и участь ждет нас одна... Революция — не гладкий и ровный путь. Каждый приходит к ней по-своему... — Ну, ты меня извини, Федор Сергеевич, этого я не могу понять,— сердито не соглашается Тихон, выказывая еще большую неуступчивость. — Революция требует во всем прямоты. А по-твоему, что получается: идти на примирение с теми, кто в самую трудную пору ножку подставил Советской власти? Никогда! — А ты не горячись. А то ведь сгоряча можно таких дров наломать... — Наломали уже... вот они и наломали этих дров! — глянул на Гур­ кина и тут же повернулся к Бурыкину.— Нет, ты меня извини, Федор Сергеевич, но я не понимаю твоих соглашательских рассуждений. — Так уж и соглашательских? Революция не только прямоты, но и справедливости требует — это в первую голову. А без справедливости какая может быть революция? — Вот тут я с тобой смыкаюсь,— кивнул Тихон, останавливаясь по­ среди камеры, и прочно расставил ноги, словно бросая кому-то вызов: а ну, попробуй столкнуть меня с этого места! — Но ты мне ответь на такой вопрос, Федор Бурыкин: возможно, завтра нам с тобой придется погибнуть, жизнь отдать за святое дело революции... А ему? — глянул опять на Гуркина.— Ему-то за что гибнуть? За какую такую высшую справедливость? То-то и оно!.. Гуркин смотрел на него со странным спокойствием, словно и не о нем тут шел разговор, и ничего, кроме усталости, не было в душе; спо­ рить и возражать — не хотелось. Он даже не в силах был обидеться на столь грубые и прямые обвинения,— возможно, потому, что слишктаі 57