Сибирские огни, 1987, № 12

часъ, продолжал Гуркин,— тридцать лет назад окончил я школу, от­ крытую в Улале русским миссионером. Потом работал в иконописной мастерской бийского купца Борзенкова. Потом познакомился с хоро­ шим русским человеком, ныне известным композитором и этнографом, Андреем Викторовичем Анохиным. Он и посоветовал мне, уговорил по­ ехать в Петербург и поступить в Академию художеств... Вся моя жизнь, господин судебный следователь,— многозначительно посмотрел на то­ го,— так или иначе связана с русскими. Разве это ни о чем не говорит? Следователь как будто и не слышал последней фразы, ему были важны ответы, а не вопросы. Вопросы он сам задавал: — Итак, вы поехали в Петербург вместе с Анохиным... Вам удалось поступить в Академию? — Нет, не удалось. В то время такое заведение инородцу было не­ доступно. К тому же я не имел необходимой для поступления в Акаде­ мию рисовальной подготовки. Впрочем, все это не имеет отношения к сегодняшнему делу. — Почему же не имеет? — возразил следователь.— Все, что связано с вашей жизнью, имеет отношение к делу... И меня прошлое, например, интересует не меньше настоящего. Гуркин вздохнул и устало усмехнулся: — А меня, господин следователь, больше интересует будущее. Следователь опять не обратил внимания на его последние слова _ — Итак, — пошелестев бумагами на столе, сказал он и внимательно посмотрел на Гуркина, — поступить в Академию вам не удалось и вы вернулись на Алтай? — Нет, на Алтай вернулся я только в следующем году. — Чем же вы занимались в Петербурге? — Мне повезло. Когда я не был принят в Академию, один из профес­ соров, наверное, пожалел меня, а может, увидел в моих этюдах нечто та-, кое, что и заставило его передать их Ивану Ивановичу Шишкину... — Фамилию профессора, который передал ваши этюды Шишкину, помните? — Да, конечно, профессор этот —Александр Александрович Кисе­ лев. Мне было велено зайти к Шишкину. И я отправился на другой день на Пятую линию Васильевского острова, в дом под номером тридцать, в котором жил Иван Иванович. И он сам открыл мне дверь. Позже для меня это приобрело символический смысл: Шишкин о т к р ы л д в е р ь мне в искусство, принял меня как сына — и оставил у себя. Мог ли я мечтать о большем! Да, в Академию меня не приняли, но я был принят Шишкиным. Жил в его доме, работал рядом с ним. Никакая Академия не могла бы заменить уроков этого великого мастера. — Гуркин помол­ чал, просветленно и мягко улыбаясь.— Более русского человека, чем Шишкин, я никогда не встречал. И мое отношение к нему... это я отве­ чаю на ваш вопрос о моем отношении к русским. Так вот представьте: Горному Алтаю обязан я своей жизнью, всем остальным в жизни обя­ зан я Шишкину, своему учителю, великому русскому пейзажисту. — Вы долго жили и учились у Шишкина? — Учился и учусь у него всю жизнь, — просто, без всякой позы отве­ тил Гуркин. —А жить вместе с ним довелось всего лишь полгода. Вес­ ной Шишкин внезапно скончалсй. Смерть его потрясла, меня, выбила из колеи. Оставаться в Петербурге я не смог и вскоре уехал на Алтай. — И больше уже не возвращались? — Вернулся через год. И поступил вольнослушателем в Академию художеств. Меня знали как ученика Шишкина, а это было отличной ре­ комендацией: Ну и сам я к тому времени уже кое-что мог — уроки Шишкина даром не прошли. Моими пейзажами заинтересовались, и я стал даже получать заказы... — И вы к тому времени уже считали себя вполне законченным, про­ фессиональным художником? 55