Сибирские огни, 1987, № 12
— Потерпи,—ласково и тихо говорила она.—Понимаю, что больно, но ты потерпи, Степан, потерпи немножко. Огородников кивал: — Я потерплю, Варя, ты не беспокойся. Ты мне лучше скажи: Корней Парамоныч обо всем знает? — Обо всем-то он, может, и не знает, но догадывается... Зря ты сам- то к нему не пришел,— сказала Варя с легким упреком.—Думаешь, сов сем он без головы, отец-то, не понял бы тебя? — Может, и понял бы, не знаю. Только не имел я права рисковать. Нельзя мне было так сразу, без раздумья... — А ко мне можно? — глянула влажно блеснувшими глазами. — Тебе, Варя, я доверяю, потому что... — Почему? — Потому что дорогой ты мне человек. Тебе, Варя, за все, что ты сде лала для меня, спасибо! Он прикоснулся к ее виску кончиками пальцев, и Варя, чуть повернув и склонив голову, прижалась к его большой горячей ладони. — Получшало? Или все еще болит? — Получшало, Варя, получшало. Боль и вправду отпустила немного, утишилась, и он с облегчением пе ревел дух. Некоторое время ехали молча, думая каждый о своем, а мо жет, об одном и том же, но каждый по-своему. Варя сидела вполоборота к нему, держа вожжи в обеих руках и вре мя от времени похлестывая ими кобылу и громко, как заправский возни ца, почмокивая губами. Рядом бежал рыжий, как и кобыла, тонконогий жеребенок, с такою-же, как у матери, белой отметиной на лбу. Иногда жеребенок отставал далеко и шел, опустив голову, как бы нехотя, с лен цой, кобыла начинала беспокоиться, оглядывалась и тревожно-призывно подавала голос... Жеребенок тотчас отзывался звонким отрывистым ржаньем и махом догонял повозку. — Ах ты, резвунчик! —ласково говорила Варя и легонько шлепала жеребенка по мягкому крупу.— Зачем пужаешь мамушку? Дорога пошла ровнее. И то справа, то слева на опушках и в густо-зе леной чаще, неподалеку от дороги, проглядывали стеблистые мальвы, рдели кусты шиповника, а по закраинам согры, вдоль которой они ехали, чернела черемуха и крушина — и над всем этим витал приятный запах перестоявших трав. И чем дальше ехали, тем глуше и сумнеє становился лес. Внезапно лес расступился, как бы выпуская их из своих объятий, и глазу открылась небольшая солнечная луговина, с темневшими на ней колодами ульев, пестрая вся, оранжево-белая от цветущих клеверов... Дальше, у кромки леса, виднелась бревенчатая изба, крытая на один скат, а еще дальше, чуть в стороне, стоял приземистый омшаник, все это обнесено невысоким трехжердным пряслом. Большая рыжая собака вы скочила из ограды с отчаянным лаем — и тут же умолкла, радостно за виляв хвостом. Узнала Варю. Появился и сам хозяин пчельника, высокий сухопарый старик, в белой холщовой рубахе. — Дедушка это,—шепнула Варя. И погромче, с шутливой интонаци ей в голосе: — Здоровьичка вам, Филофей Демьяныч! — Отец-от чего не приехал? —спросил старик густым и сочным голосом. — Приедет скоро. А я тут тебе гостинцев привезла: серянок вот, со ли... И гостя вот привезла,—добавила с улыбкой. Старик пристально по смотрел на Огородникова. — Ну дак и милости просим, коли гости... Места всем хватит. — А я что говорила? Все будет,хорошо,—шепнула опять Варя и об легченно, радостно засмеялась.—Ой, медом пахне-ет, аж во рту засла стило! Дедуня, а кормить нас будешь? После обеда Варя и Степан походили немного вокруг заимки, по оге- 35 8 ®
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2