Сибирские огни, 1987, № 12

— Вот где они у меня! — чиркнул реб­ ром ладони по горлу председатель, когда мы вновь вернулись к разговору о молоде­ жи.— То и дело конфликты разбираю. Я что — судья? — Л в чем, собственно, дело? И председатель рассказал. Оказывается, тройка парней, вчерашних выпускников, решила создать безнарядное картофелевод­ ческое звено и заявила, что уже на следу­ ющий год получит не семьдесят центнеров с гектара, как многие годы собирают в кол­ хозе, а вдвое больше. А если председатель гарантирует звену картофелеуборочный комбайн и пару самосвалов, так они же и уберут весь выращенный картофель. Я не раз бывал в хозяйстве и привык к тому, что тут едва ли не ежегодно треть посевов картошки и при скудном-то урожае — под снег, потому поддакнул председа­ телю: — Хвастуны! — В том-то и беда, ешкин кот, что не хвастуны! — Тогда я вар не понимаю. — Хлопот они мне задали больше, чем картошки собрали. Председатель усмехнулся воспоминаниям, почесал затылок: — И что ты думаешь? Все ведь вытря­ сли: и семена, и сажалку новуір, и храни­ лище, до которого никак руки не доходили, заставили отремонтировать. — Так чудесно это! Значит, ребята себя настоящими хозяевами почувствовали... — Н-да,— махнул рукой председатель, прерывая рассказ, и я пожалел, что так бурно реагировал. Надо было тихонечко,, исподволь. Только потом, уже перед отъездом из хозяйства, встретившись с одним из моло­ дых картофелеводов, узнал: перессорились в колхозе молодежь и бтарые механизато- рые из-за этого картофеля. Перестраховалось правление и, доверив участок молодежному звену, распорядилось посадить еще два клина в бригадах. При­ шло время урожай собирать: у молодых-то — вот те на! — не семьдесят центнеров с гектара, а за двести! И клин большой. Правление решило снизить расценки. Моло­ дежь слегка обиделась: «Договор же был!» Но вскоре махнула рукой: «Ладно, снижай­ те!» А старые-то механизаторы — на ды­ бы! «Как это, новые расценки? Почему?» По новым-то расценкам с их урожаем —• не до жиру. А молодежь свое гнет: «В нынешнем году доставайте нам хороший скороспелый сорт, мы и двести пятьдесят центнеров с гектара дадим! А расценки можно и еще сбросить. Нам хочется, чтоб у нас себестоимость кар­ тошки была самая низкая, и мы своего добьемся!» Потом от бригадирского досмотра отка­ зались: «Хотим полной самостоятельно­ сти!» Задумался председатель: придется всю картошку в колхозе молодежному звену отдавать. А пропадет у молодежи азарт, переженятся, поразъедутся — как тогда? Характерный штришок. Своеобразная сельская педагогика. Производственные конфликты смещаются в бферу нравствен­ ную, воспитательную. Но кто призван находить решение этого конфликта? От кого в первую голову зави-, сит нравственный климат? Конечно, прежде всего от тех, кого Георгий Радов метко объединил в могучий «председательский корпус», кто на своих плечах вынес беско­ нечные новации на сельской ниве и таки дождался хозяйствовать по уму и совести. ' Несомненно, и от «директорского корпу­ са», основательно изученного Леонидом Ивановым, а также от сельской интелли­ генции — партийных и советских работни­ ков, учителей, врачей, инженеров, агроно­ мов, к образам которых обращаются Иван Васильев, Юрнй Галкин, Юрий Грибов, Юрий Куранов, Виктор Потанин, Иван Фи- лоненко, Виктор Хохлов... Образ крепкого колхозного «батьки», му- жичка-тягачка, которому нечего сказать людям, кроме того, что работать надо, проч­ но занял свое место на страницах очерков и документальных повестей шестидесятых и семидесятых годов, Не перевелся он и до сих пор, хотя, если присмотреться, нетрудно заметить, как даже внешне изменились ны­ нешние сельские руководителе На лацка­ нах пиджаков у них — зеленые ромбики сельхозинститутов, уже не один, не два — сотни из них кандидаты наук, крупные об­ щественные деятели, экономисты, даже ли­ тераторы... Но ‘за самым редким исключе­ нием сельский руководитель раскрывается в публицистике однозначно, лишь в хозяй­ ственных хлопотах. Напряженные, страдные недели или каждодневные неиссякаемые заботы сопровождают его по журнальным и книжным страницам, создавая в вообра­ жении некий тип вечно озадаченного дядь­ ки (реже женщины), делового, пропыленно­ го и пропотевшего, сорвавшего голос в бес­ конечных командах, вскакивающего среди ночи, чтобы отдать еще одно позабытое распоряжение. Авторы почти не решаются вывести героя за .пределы производствен­ ных, реже общественных забот, чтобы, не дай бог, не принизить его мобилизующего, воспитывающего примера. Боятся и при­ коснуться к личной жизни, внутреннему ми­ ру героя, оставляя это эмоциональное богат­ ство прозе и поэзии. Там, дескать, можно жить страстями, бореньями, раскрывать внутренний лад (или разлад) с совестью, ощущение полноты жизни или некой обездо­ ленности — все то, что всегда занимало и занимает умы современников. Уж куда . больше, чем однотипные и поверхностно раскрытые производственные конфликты. Когда же авторы очерков все-таки касают­ ся личной жизни, они делают это чаще все­ го, чтобы как-нибудь скрасить тусклое, од­ нобокое существование своих героев, ожи­ вить, разнообразить, «утеплить» некими «размышлизмами» собственное натужное повествование. В чем различие героев большинства дере­ венских очерков? Лишь в «географии» да том, что один наш новый знакомый забо­ тится об увеличении производства зерна, а другой — хлопка, один днюет и ночует на отгонных пастбищах, другой — на вино­ граднике или бахче. И что характерно, по­ добная картина была в чем-то общей для всей нашей многонациональной литературы, 153