Сибирские огни, 1987, № 11

опять»,— подумал Степан и уже не терял ее из виду, пока говорил. Товарищи, как представитель Бийского Совдепа, я категорически прошу вас не поддаваться на провокацию. Революция завоевала правду и свободу, и она, пролетарская революция, никогда не обманет народ. Верьте этому, товарищи, и давайте решительный отпор любым и всяким провокаторам и врагам революции. Степан кончил говорить и, натянув поводья, медленно поехал вдоль городьбы, краем глаза видя стоявшую все там же Варю Лубянкину... Потом он увидел шубинского священника, выходившего из церковных ворот, маленького и растерянного (под угрозой оружия пришлось звонить), в черной рясе с непомерно широкими и длинными рукавами, точно ряса была с чужого плеча. Степан кивнул ему весело: — Спасибо, отец Игнатий, сегодня ты послужил не только богу, но и революции... Отец Игнатий голову наклонил и ничего не ответил. Выехали из Шубинки пополудни. Прояснилось окончательно. Дорога просохла и взялась пылью. Жарко синело небо. И где-то в вышине протяжно и надломно блеял барашек-бекас. Степан ехал рядом с братом. Жара всех разморила. Ехали молча. Когда приближались к тракту, заметили стоявших на перекрестке верховых, человек тридцать, не меньше — конный отряд. Все пятеро, как по команде, натянули поводья и сбавили шаг, напряженно вглядываясь.— Кажись, каракорумцы, — тихо проговорил Чеботарев и глянул на Степана.— Что будем делать? — Спокойно. Ничего делать не надо. Едем и едем. Теперь уже поздно сворачивать. Во всяком разе будьте наготове,— предупредил Степан. Он первым подъехал к стоявшим на перекрестке конникам. Остановился. Похрапывали кони. Блеял в вышине невидимый барашек. Всадник на вороном жеребце отделился от основной группы, приблизился к Степану: — Кто такие? — А вы? — спросил Степан, глядя ему в переносицу, но видя всего, с ног до головы — от тускло поблескивающих шпор до резко изогнутых густых бровей над маленькими и острыми, точно два буравчика, глазами; длинный, с чуть приметной горбинкой нос и две глубокие косые складки от раскрыльев носа к подбородку, как два сабельных шрама, несколько утяжеляли, но не портили лица,— человек этот был, пожалуй, красив и, как видно, не робкого десятка. Жеребец под ним нетерпеливо переступал, пританцовывал, круто изогнув шею и мелко подрагивая атласной кожей... Степан невольно залюбовался, но тут же спохватился.— А вы кто такие? — Боевое охранение Каракорумского округа,— ответил тот по-военному четко, и в голосе его, в осанке проглядывало плохо скрытое высокомерие.— Подъесаул Кайгородов. А я с кем имею честь разговаривать?— Командир красногвардейского отряда Огородников перед вами. — Командир отряда? — усмехнулся Кайгородов.— А где же твой отряд, товарищ Огородников? — Слово «товарищ» произнес он, слегка растянув, и, не скрывая насмешки, оглядел четверых всадников, стоявших за спиной Степана.— Это и есть твой отряд? — Нет, господин подъесаул,— в тон ему ответил Степан, выделяя слово «господин»,— отряд находится там, где ему полагается быть... Без дела мы не мотаемся по лесам. — Мы тоже без дела не мотаемся. А леса эти, вся территория,— Кайгородов повел рукой, описав в воздухе полукруг,— все это принадлежит Каракоруму. 71