Сибирские огни, 1987, № 11

ность прав. Ну какая же это с а м о с т о я т е л ь н о с т ь , если Горной Думе предложено было... оставаться в Бийске! Почему в Бийске, а не в Улале или Чемале? Попытка Гуркина добиться отмены этого реше- шения ни к чему не привела. И вот прошел почти год, положение не только не менялось к лучшему, а еще больше усугубилось, поскольку Бийский совдеп отказался признавать постановления съезда и полностью узурпировал власть. И хотя формально Горная Дума еще существовала, влиять на ход событий она уже не могла. В этой обстановке и решено было созвать учредительный съезд представителей Горного Алтая, чтобы определить основные задачи в борьбе за право на автономию. Делегаты съехались дружно — со всех уголков Горного Алтая, из самых дальних деревень и урочищ, больше ста представителей инородческих и крестьянских общин. Приехали Аргымай Кульджин и Товар Чекураков, самые знатные и могущественные люди, известные своими бесчисленными табунами не только на Алтае, но и по всей Сибири. Д а что там Сибирь! Белых чистокровных кобылиц Аргымая знал царский двор, видели в Лондоне и Париже... Аргымай хвастался: «Если пожелаю, я на своих белых кобылицах до самого бога доскачу, а в доказательство клок бороды у него вырву и привезу напоказ». Слушать такие речи — и то страшно. А он, Аргымай Кульджин, не боялся ни бога и ни черта, ни Эрлика и ни Ульгеня, потому что первейший бог, по его разумению,— богатство, деньги. Бок о бок с Аргымаем и Чекураковым — Тужелей и Чендеков, Сур- таев и Шаткин, тоже богатые и сильные мира сего. Тут же Чевалков и Кайгородов, будущие военспецы Каракорума. А рядом с ними подполковник Катаев, приехавший из Томска вместе в Анучиным... Василий Иванович сидит по правую руку от Гуркина, во главе стола, на председательском месте, лицо строгое, лоб с крутыми залысинами. Чуть подавшись вперед и положив подбородок на ладони, он с интересом разглядывал делегатов. Задерживает взгляд на Аргымае, тот улыбчиво сощуривается. Анучин снял очки, тщательно протер, надел снова и тихо сказал: — Начнем, Григорий Иванович? Гуркин почувствовал, как горло сжалось от волнения, пришлось выждать немного, чтобы успокоиться, собраться с духом — и произнести первые слова: — Граждане дорогой нашей родины, Голубого Алтая! Рад видеть вас и приветствовать в этом зале... Делегаты отозвались дружными рукоплесканиями. И Гуркин еще с минуту выжидал, переводя взгляд с одного лица на другое — были среди них знакомые и незнакомые. В зале было прохладно, и люди сидели одетыми— в бараньих шубах и козьих дохах, в кафтанах и суконных зипунах... Запах овчины и табака витал в воздухе. Аргымай тоже был в шубе, покрытой темно-синим плисом и окаймленной узкими полосками лошадиной кожи, на ногах у него остроносые, с широкими голенищами сапоги — чирки. Сегодня Аргымай Кульджин — истинный алтаец. А бывает, вырядится под европейца — не подступишься. Гуркин более уверенным и спокойным голосом продолжал: — Горная Дума всей душой желала добрых отношений с Бийским уездным земством, отстаивая лишь одно право — право на самоопределение алтайского народа. Однако бийское земство чинило этому всяческие препятствия — и выделение Горного Алтая в самостоятельный округ отодвигалось, откладывалось... Можем ли мы, граждане делегаты, равнодушно смотреть на это, мириться с таким положением? — Хватит мириться! Сколько можно? — раздались голоса, заскрипели скамейки, качнулись головы.— Решать надо... Давайте решать! Анучин подбадривающе кивнул Гуркину, как бы говоря: правильный тон, так и продолжайте. И Гуркин, понимая всю значимость этой минуты, продолжал с еще большим подъемом и воодушевлением: 61