Сибирские огни, 1987, № 11

имел честь познакомиться с Авксентьевым еще в прошлом году, будучи в Петрограде, когда после февральских событий Авксентьев вернулся из эмиграции и вскоре возглавил министерство внутренних дел... И вот теперь явился в качестве премьера, находясь, можно сказать, в фаворе своего положения. Хотя какой там к дьяволу фавор! «Видимость одна,— сардонически подумал генерал.— Видимость и самообман. Faux pas, как. говорят французы: поступок неумный и опрометчивый. Неужто Авксентьев и впрямь думает, что Россия не обойдется без него? Faux pas!» — мысленно твердил генерал, сознавая двойственность своего положения в этой опасной и скрытой игре. Одно утешало и обнадеживало генерала: он знал, чем и когда, по его расчетам, должна кончиться эта игра, и делал все зависящее от него, дабы не отдалять неизбежного конца... «Ну, да теперь ждать осталось недолго. Совсем недолго! Важ но, однако, не переиграть. И сохранить хорошую мину при столь опасной игре... А ну как сорвется?»— думал генерал, шагая по коридору правительственного вагона, точно по плацу. Авксентьев, увидев генерала, тотчас узнал его и, кажется, обрадовался:— Приятно, очень приятно, генерал, что и вы здесь! Военный министр много хорошего говорил мне о вас. Вишневский почтительно наклонил голову: — Благодарю. Адмирал, как всегда, преувеличивает мои достоинства. Как доехали? Никаких эксцессов по дороге? — Доехали благополучно,— улыбнулся Авксентьев.— По нынешним временам — так лучшего и желать нельзя. Почти нигде не задерживались. И главное,— весело прищурился,— не встретили по дороге ни одного большевика... Надеюсь, в Томске их тоже не осталось? Минут через пять вся свита вышла из вагона и направилась к вокзалу. Авксентьев шел в центре, между Якушевым и генералом Вишневским, раскрасневшийся на морозе, в распахнутом меховом пальто. — Ну, как тут у вас, все спокойно? Заболеваний нет никаких? — Пока нет,— отвечал Якушев.— Если не считать единичных случаев... — Это хорошо. Нам, господа, продержаться бы эту зиму... Но трудностей много. Очень много,—•вздохнул премьер.— Перед отъездом я разговаривал с военным министром, адмирал только что вернулся с фронта и весьма обеспокоен, в войске свирепствует сыпняк. А это, сами понимаете, накануне решающих боёв нежелательно. Скажите,— повернулся к Якушеву,— завтра дума сможет собраться? — Д а , все уже готово. Члены думы оповещены. Ждем вас к часу дня. — Хорошо, — кивнул Авксентьев и, приблизившись так, что воротники их пальто соприкоснулись, тихонько добавил:— Главное, чтобы люди осознали значение исторического момента... Сейчас мелкие амбиции не в наших интересах. — Д а , да,— согласился Якушев.— Это само собой. В это время в толпе, собравшейся на перроне, кто-то неожиданно громко и весело гаркнул: — Да здравствует Директория! Ур-ра Авксентьеву!.. Одинокий голос, точно вспугнутая птица, взметнулся над толпою и, никем не поддержанный, оборвался и замер в колюче-стылом воздухе. Авксентьев приветственно помахал рукой. Оркестр, теперь уже с явным опозданием, грянул марш, слегка фальшивя. — Прелестное утро! — улыбнулся Авксентьев. Якушев что-то ответил, но голос его потонул в грохоте оркестра: военные музыканты, словно наверстывая упущенное, старались вовсю. Гремели трубы, били литавры... Воздух дрожал. Блескучий куржак сыпался с деревьев. «Хорош спектакль! — не без ехидства подумал генерал.— И каждому тут своя роль. Ну, да бог с ними, я-то знаю, чем все должно кончиться... Faux pas! А пальтецо у Николая Дмитриевича, однако, старое, — вдруг заметил и еще больше повеселел. — Старое, старое... Пом- 14