Сибирские огни, 1987, № 11

Он начал говорить о писательском труде, о работе над своим романом. Рассказы­ вал о письмах, о других документах, о тщательной проверке буквально каждого фак­ та — и перед нами вырисовывался облик молодого Ленина. В своем выступлении Афанасий Лазаревич тогда привел слова Л . Н. Толстого из «Севастопольских рассказов»: «Герой же моей повести, которого я люблю всеми сила­ ми души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда». И вот теперь, в доме писателя на станции Издревая, в небольшой комнате с иевысо- ким потолком, я прошу Афанасия Лазаревича вернуться ко времени работы над три­ логией о Владимире Ильиче Ленине. — Когда я в 50-е годы в конце концов осмелился взяться за образ Владимира Ильича, то долго об этом никому не говорил. И помню, Савва Елизарович Кожевни­ ков, секретарь нашей партийной организации и главный редактор журнала «Сибирские огни», даже несколько так непонятно, я бы сказал, косовато посматривал на меня: ну, а чем ты, мол, занят там у себя на Издревой? Что пишешь? Почему ничего не предла­ гаешь? Почему ничего в печати не появляется? Не появляется— это кроме тех газет­ ных статей и очерков, которые я печатал почти все время. А я писал страницу за страницей, складывал. Старое время, дореволюционное я все же помню. И мне, пола­ гал я, в какой-то степени удастся воссоздать хотя бы фон тех событий, которые про­ ходили тогда на глазах Владимира Ильича. А необходимо написать, елико возможно по силам, именно потому, что молодой читатель должен, непременно должен знать о том времени. Вот я и решился на эту громадную работу. И помалкивал до тех пор, пока не приехал ко мне сюда в Издревую московский критик Михаил Романович Шкерин. Разговорились о работе, и я ему проговорился. Он попросил: «Так прочитай- теі Что у вас написано уже?» И я прочитал ему страниц пятнадцать, может быть, двадцать. И он меня подбодрил: «А знаете, получается!» После этого я и среди товари­ щей проговорился о своей работе. И Савва Елизарович Кожевников тотчас же написал об этом в «Литературную газету». А раз это стало достоянием гласности отступать уже нельзя. Надо было шагать вперед! Ну и я пошел вперед. — На несколько десятилетий! — Обращаясь к образу Владимира Ильича Ленина и его соратников, я безжалостно отбрасывал все красивые легенды, которые еще живучи, они проникают даже в печать. Все, что не подтверждалось документами, я не мог переносить на страницы своих романов. Такие примеры я привожу в своих воспоминаниях о работе над трилогией. Я не соглашаюсь с теми литераторами, которые говорили о «вольном» пере. Когда мы пишем о величайшем в мире человеке, каким был Владимир Ильич Ленин, то здесь в «вольности» нужно себя ограничивать. Я всегда помнил о требовательности читателей, об их отношении ко всему, что ка­ сается образа Ленина. И все-таки я писал художественное произведение, а значит, не мог себя ограничи­ вать только документами. В художественном произведении какая-то доля домысла до­ пустима и необходима, но домысел должен опираться на факты, порой идти дальше факта, не теряя в развитии действия достоверности. После того, как с первым моим романом познакомилась Ольга Ворисовна Лепешин­ ская, соратница Владимира Ильича, и написала мне, что Ильич, как живой, ходит по страницам романа, а письмо закончила словами: «Благословляю вас на продолжение этой работы» — я взялся за второй роман «Возгорится пламя». Когда роман вышел, критики, обозревая эти два произведения, единодушно назвали их дилогией. Ну что ж — дилогия так дилогия. Слава богу, спасибо на этом добром слове. Но я думал, что нельзя останавливаться только на сибирской ссылке. Д а , ссылка кончилась, Ленин возвращается к активной работе. Теперь орел, у которого были свя­ заны крылья, наконец расправил эти крылья для полета. Так надо же дальше рас­ сказать— а как этот полет совершался? С какими трудностями, с какими сложно­ стями? И я пришел к необходимости писать третий роман. Самый для меня трудный, самый сложный, потому что в тех романах я писал о Сибири, а здесь... — В романе «Точка опоры» действие перенесено за границу, там многое для вас не­ знакомо — и Швейцария, и Англия, и другие страны. ___ Трудно было. Недоставало, понятно, знаний Европы. И я опять-таки вспоминаю 29-й год, разговор с Горьким, когда я впервые упомянул о своей мечте, что вот хоро­ шо бы побывать в Италии. Алексей Максимович одобрительно отнесся к этому дерзно­ венному мечтанию и назвал несколько книг по искусству, истории искусства. Сказал, 143