Сибирские огни, 1987, № 11

Он позвал ее. Она пришла, несмело села на стул, смеясь говорила, что не знает боль­ ше ни одной частушки про коммуну. — Ты расскажи, Нюрка, как про меня поете,— улыбаясь просит Кирилюк. Девушка отвернулась и пробормотала: Как Марушенской коммуне Задает Белкин вопрос: Зимой ели пшеничное, А теперь едим овес? — Летом у нас хлеба не было, овсянку ели — вот и сложили,— поясняет она. Я рас­ сказал ей несколько городских частушек. Коммунарка заговорила откровеннее: — Летом мы работали до потемок, а потом сложили песню: Кабы не были в коммуне, Мы ходили бы везде, А тепереча в коммуне — Пропадем на полосе. — А кто складывает песни? — с росил я. Казанина засмеялась и махнула рукой: — Тебе еще и это сказать! Ты и так все записываешь. Напишешь, а нашей коммуне стыдно будет.— Но вскоре сказала: — У нас Лескина много песен знает, а складывает много Борисова. Я попросил Лескину переписать все частушки о коммуне, которые она знает. На сле­ дующий день коммунарка принесла листок, покрытый кривыми строчками. Ты, коммуна, ты, коммуна, Ты, коммуна,—сатана. Захватила ты, коммуна, Все кулацкие дома. Наши тозы до мороза, А коммуна —до тепла. Все коммуны разбежались, Кулаки — в свои дома. Я надену ремешок. Затяну потуже. Кулакам худая жизнь, Коммунаркам —хуже. И внизу только одна-единственная бодрая частушка: В коммуну пойдем. Разогнем мы спины. Для совместного труда Заведем машины. Но эта частушка не в Марушке сложена. Лескина уверяла меня, что больше песен про коммуну нет. Все эти частушки сложены если не кулаками, то под сильным влиянием кулацкой агитации. Они появились и распеваются потому, что в коммуне, как и во многих колхо­ зах, совершенно отсутствует культурно-просветительная работа. Многие коммуны име­ ют агрономов, зоотехников и других специалистов, но я не знаю ни одной коммуны на Алтае, которая имела бы культработника. Ни ячейка партии, ни комсомол, ни стенгазе­ та не обратили внимание на кулацкие частушки. Белкин и Кирилюк, слушая эту кулац­ кую агитацию против колхоза, посмеивались. Они не поняли, что здесь — один из участ­ ков фронта, что этим участком завладел кулак. Никто не сложил бодрых частушек о коллективном труде. Передовые коммунары не желали заняться какими-то частушками, читали о развернутом наступлении социализма по всему фронту и целые гектары поля брани отдавали кулаку без боя. Но колхозники ли виноваты в этом? Наша задача— вышибить кулацкую частушку из деревни. Время записать частушку в повестку дня. Я достаю стопу бумаги и начинаю очерк о марушенском поле брани, о батарейцах, строящих один из «форпостов социализма». — Очерк «Рапорт с фронта» был принят, я бы сказал, на «ура». Отправил я его з «Сибирские огни», где были напечатаны мои предыдущие очерки о Горном Алтае. И бук­ вально через три дня получил телеграмму: «Поздравляем!». — А кто дал телеграмму? — Телеграмму подписала Надежда Чертова. — Известная писательница, которая живет сейчас в Москве? — Она самая. Чертова в телеграмме добавила: «Сегодня же дам читать редактору». Ответственным редактором тогда был Анатолий Васильевич Высоцкий. Он прочитал и через день тоже прислал телеграмму: «Сдаем в очередной номер». Так появился в жур­ нале очерк «Рапорт с фронта». Естественно, другие мои очерки были сродни этому, они 136