Сибирские огни, 1987, № 10
очаги которого были замечены, прийти не успел: кедровники искром сал огонь. Пожар тушили всем миром. Да разве потушишь, когда огня — мо ре, а техники — сущий пустяк. У людей, собранных сюда отовсюду, в руках были лопаты. С их помощью и сдирали мох, чтобы не дать ог ню переползти дальше. Но пламя искало и находило выходы, достава ло все дальше и дальше. Риску, трудов хватало, а толк был невелик. Пожар гулял, проглатывая гектар за гектаром. Копоть и дым не ис чезали на огромном пространстве. Тушить помогали нефтяники из управления технологического транспорта. Володя Бучельников, может быть, больше других старался оказы вать помощь, ведь горела его родная тайга. Гусеницами своего везде хода он давил профиля — перемешивая мох с землей, заглушая огонь. Уставал, едва не терял сознание от удушливой гари. За день намуча ется, надышится — в глазах мутно, молотками стучит в затылке. Вот ехал он в таком подавленном состоянии с пожара, а темнень ко уж было. Чузик надо переплывать. Пустил ГТТ, переплыл, на мели под тем берегом развернулся, поогляделся — все вроде нормально. Ребя тишки в речке купаются, но до них далеконько. Задом на берег нужно въезжать, иначе там, на горе, развернуться как следует будет негде. Стал подниматься с отмели на задней скорости, движется потихоньку, вдруг видит — отец бежит к нему со стороны поселка, что-то кричит и руками машет... Обмерло сердце: подумалось, что какого-нибудь мальца зацепил, угодил тот под гусеницу Воздух не мог протолкнуть из груди — как заклинило. Боль теперь ударяла не только в затылок, но и в виски. Вышел, пошатываясь, глаза зажмурил — открыть боится. А когда все же веки поднял, увидел раздавленный «Крым». Лодка бы ла его собственная — недавно купил в Парамоновке, с отцом вместе ездили. Новьё была лодка, покататься ладом не успел. Этот случай и вспомнил сейчас Сергей Данилович, когда на ярок подниматься стали. — Ну, начали, значит, отсчитывать. Я пойду впереди, ты конец шнура держать будешь сзади. Блокнот, карандаш при мне. С первым поклоном тебя, дед Секлей! Верст двадцать пять нам бы сегодня от махать надо. И не моги, сват, роптать! Теперь они так и пойдут стометровками, в отдалении один от дру гого, от черты до черты, которые Иван Александрович уже начал про черчивать на дороге палкой. Каждый стометровый отрезок отмечался в записной книжке крестиком. Потом крестики сплюсовать, разделить на десять — и получится чистый километраж. Шагали и меряли, задерживаясь на мгновение. Разговаривать из-за дальности было им не с руки, молчали. Зато для раздумий простор представлялся широкий. О кедрачах и пожаре всегда вспоминалось Гринашко больно, с ост рой досадой на самого себя, что он, настырный и пробивной начальник участка, так и не смог выкроить из всего этого дела пользу обществу, хотя возни, толкотни хватало. Пожар прогулялся по кронам, но сами стволы были только опалены огнем: кора почернела, вскипела смола, но сама древесина сохраняла еще все нужные свойства. Вот тут Гринашко и кинулся проявлять хозяйскую расторопность, написал в управление лесничества области, в объединение своей отрасли, просил дать как’ можно скорее осиповцам убрать обгоревший кедрач, благо им и удобно, и близко — от поселка всего двадцать семь километров. Если сразу не взять древесину после пожара, то потом будет поздно. На все просьбы его ответом было молчание — глухое, тягучее. Казалось, никому до его государственного вопроса, до его человеческого беспокойства нет дела. Да что там «казалось»: так и было в действительности. От него еще уходили письма в другие инстанции и точно проваливались. Тогда он начал звонить. С тем важным лицом разговор, с другим... На словах понима ли, но практически не поддерживали. Препирались, ссылались на ка кие-то сложности, на запреты. А что запрещать, когда кедровники 70
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2