Сибирские огни, 1987, № 10

поостыв, возвращался. Драки у них были редки, все больше словами глушили друг друга, но как-то однажды летом Птичкина, полная, невы­ сокая, выпорхнула на улицу через окно вместе с рамой. Бог весть, что с нею бы стало, не окажись поблизости огуречного парника и грядки мор­ кови. Вообще огород у Птичкиных был самый бурьянистый во всем За- овражном, и картошка здесь с трудом проглядывала сквозь лебеду, осот и прочую дурную траву, которую поговорка повелевает убирать с поля вон... Некогда было Птичкиным держать огород и двор в порядке из-за средневековых междуусобиц. Чувствуя вину перед соседями, Птичкины приглушали скандалы громко включенной магнитофонной музыкой, но и джазовые мотивы тонули в столпотворительной неизящной словесности. — У сильного всегда бессильный виноват! — тонко выкрикивала Птичкина, пересыпая стихи матом. Птичкин ей вторил, затем подходил к полке, брал школьный учеб­ ник по литературе, находил басню Крылова и громко прочитывал ее до конца. Был однажды такой случай, приведший Румянцевых в изумление. Вдруг за стеной завопило, загрохотало, послышались шум и вой. — Боже,— сказала Катя.— Да они же в кино пошли — сама полчаса тому назад видела их. — Видно, мир не взял и в кино. Вернулись и потешаются,— пред­ положил Николай Савельевич. Потом оказалось, что это дети Птичкиных включили магнитофон, а там была пленка с полной записью домашнего «концерта». Попервости Румянцев пытался вмешиваться в дрязги соседей, но отступился, когда понял, что муж и жена в данном случае воистину одна сатана. Друг друга супруги стоили: одна задириха, другой неспу- стиха. Оба находили сладкое удовольствие в мелкой тираний. Птичкин, правда, уверил Румянцева, что дальше брани он никогда не пойдет, что он не какой-нибудь бандит, а передовой водитель автокрана. Вот жена у него занозистая, а так бы все ничего... Румянцев качал головой, чувствуя себя здесь бессильным, но по­ вторял в который уж раз: — Не доходи до греха. После всю жизнь каяться будешь. Птичкин сопел, одутловатое лицо его багровело, глаза останавли­ вались, но вдруг он весь преображался: взгляд теплел, улыбка свет­ лела, все лицо наконец начинало светиться. Птичкин клал руку на сердце: — За меня вы не бойтесь! Я только вздорный, но добрый... А бояться Румянцеву и Чипурову было чего. Прошлый декабрь омрачился для Заовражного драмой. Муж заподозрил жену свою в ин­ тимной связи с родным племянником и убил молодого парня, поранил супругу. Все это произошло в клубе, на танцах. В поселке жалели по­ гибшего парня, сочувственно относились к убийце, поносили «красно­ щекую потаскушку», у которой «одни мужики на уме и были». Работа­ ла она в столовой и распутничала напропалую. Этой особе стыд даже глаза не влажнил... Мужу ее дали большой срок, а она, едва выписав­ шись из больницы, опять принялась за свое, посмеиваясь и похваля­ ясь, что у нее «постель всегда будет теплая». Эта трагическая история позором легла на хороший поселок. Руко­ водство леспромхоза «выстрогали» на бюро райкома и обязали устра­ нить недостатки в воспитательной работе. Чеши не чеши затылок, а вину приходилось признавать... Брань за стеной у Птичкиных одной минутой никогда не кончалась, и Румянцев стал одеваться. Вернулась с работы Катя, варежкой поти­ рая озябший нос. — Моему длинному носу всегда в мороз достается,— заговорила она с порога, поеживаясь.— Далеко, куманек, собрался? — спросила мужа. 58