Сибирские огни, 1987, № 10
вальни, но стал больше, чем было, озираться и прядать ушами. Запом нилась ему та погоня... — Это кто тут гостит?— крикнул Савушкин, подъезжая к зимовью. После той кражи мехов он всегда теперь громко спрашивал с ули цы, видя огонь или дым в избушке. На голос его отозвался Михаил. Старик несказанно обрадовался: — Здорово, дружок! — Привет, батяня! Только я тут не один. Я с Дашей... — И славно, славно! Мне добрые люди в радость, а свои да род ные — вдвойне. Где ж она, чего не высовывается из тепла на холод поглядеть на отшельника? Поди, шибко намерзлась здесь? — Давно оттаяли! Уже тепло в твоем жилище, светло и пахнет вкусно. Разве не чуешь с мороза? Даша блинов напекла — целую гору. А я наварил ухи, — сообщил сын отцу. — Блинов, говоришь? Да это у меня невидаль! Блин, конечно, не клин — брюха не расколет. Где блины, тут и мы, где оладьи, тут и ладно. Слышал такие присказки, нет? Мы с твоей маткой оладьи, блины пекли, когда в пекарне в давние годы работали. А здесь я, дружок, ты знаешь, больше жарю да парю, а тесто на завожу, не пеку. Когда есть сухари, о пышках можно не вспоминать. На крепких зубах самый раз сухарем похрустеть! Блины — лакомство праздничное. — Вот праздник у- нас и будет по случаю, значит, знакомства с моей женой, — гордо сказал Михаил. — Уже и жена, настоящая? — негромко обронил отец. — Не поторо пился ли? — Нет, батя, не спеша к цели движемся. Любовь у нас с Дашей дав но, сходимся по согласию. Ты ее, батя, обо всем таком личном не спра шивай. Если что хочешь выведать — меня расспроси. Не обидь ее чем ненароком. — Да неужто злодей я какой! — встрепенулся Хрисанф Мефодье- вич. —Лишь бы вам было любо и мило, а я как встарь-то водилось, благословлю... — Удачно сходил?—перевел сын разговор на другое, потому что от доброты и понимания отца у Михаила запершило в горле. — Одного соболишку прижучили с Пегим, да белок семь штук в бе личьи капканы попало. — Это какие ты на стволы деревьев прилаживаешь с приманкой? — Ну да... Вот так помаленьку и промышляем. С Соловым управились, под навес завели, попоной покрыли. Остукав о порожек бахилы, прикрякнув, Хрисанф Мефодьевич, шумно втягивая ноздрями воздух, вошел в зимовье. — Ну, будем знакомы, дочка! — проговорил он с ходу и, еще не раз глядев ладом Дашу стемна, захватил ее, точно сноп какой, в раскинутые широкие руки, прижал теплую, мягкую к настуженному шинельному сукну охотничьей куртки. Даша безмолвно дышала, не отнимая лица от груди Хрисанфа Мефодьевича, дышала взволнованным и глубоким ды ханием. Наконец, медленно отстранясь от него, она трепетно произнесла: — Спасибо, Хрисанф Мефодьевич! Я вас таким и представляла себе: крепким, таежным и... не сердитым. — Да на что ж мне сердиться-то, ласковая? — Он оглядывал свое та ежное жилище, видел порядок и прицокивал от удовольствия. — Ах, захватила меня молодая хозяйка врасплох, как лиса тетерева под снегом! Убежал промышлять с утра — оставил постель комком. З а стелила, все складочки выправила! Куда нам, мужикам, со своими граб лями против женских-то рук! Спасибо, Даша! И за то благодарствую, что добрым меня посчитала. Так ведь в ком добра нет, в том и правды мало... Они долго, благо спешить было некуда, ужинали, ведя душевные раз говоры. Пили чай до пота: было жарко в натопленном зимовье, как в ба не. Жар костей не ломил. 52
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2