Сибирские огни, 1987, № 10

уже и не усидеть близко — отодвигаться приходится. Пегий тоже не утерпел, лег поодаль на снегу калачом и словно окаменел, даже ушами не водит. Значит, собака не чует волков, коли всякий к ним интерес по­ теряла. Видать, хищники в самом деле взяли облавой Солового, нагло­ тались вволю горячего мяса, налакались крови и, одурев от сытости, за ­ копались в сугробы, спят. Теперь их от трупа коня может прогнать лишь страх перед человеком и выстрелы. Неужто и вправду случилось все так, как он думает? Что за пропасть, что за холера валить кулем невзго­ ды на его седую голову! Было дело — лучшего пса, любимого друга Шарко лось копытом засек... Пушнину воры из зимовья вытаскивали — долго следы милиция искала... А нынче вот мерин погиб от волчьих клы­ ков! Кто и за что карает? Кому он дорогу где перешел? Или уж масть черная повалила — хуже некуда. И не скупой, вроде, он: жадность его не заглатывает. Говорила жена: оставь урманы, поди, свое отохотни- чал, отстрелялся, отбегался — пусть звери и птицы плодятся другим на прокорм, на утеху. Да он нешто против — другим-то оставить? Лишнего не гребет, не зажирел, не замаслился. Труженик, государству от него польза — не вред. Оставить промысел— ишь ты! С такими, как он, мно­ го из жизни уйдет безвозвратно. Всякий, говорят, человек, если он был не дурак и миру полезен, когда умирает, то уносит с собой что-то невос­ полнимое. Нет, помирать он не хочет еще, рановато мужику в белые та­ почки обуваться! Перебедствуй-ка ночку зимнюю у костра — не впер­ вой, поди. О себе пораздумывай, о других не забудь... Нет, душа у него не корыстная! Для Хрисанфа Мефодьевича охота— что в сердце заноза. Только не та, которая колет, саднит, а та, что слад­ кою болью ноет, сидеть не дает спокойно на месте. Иной раз мнится: как только бросит тайгу, свой тяжкий, многим неведомый путь, так и з а ­ чахнет с тоски. И коленки болеть будут так же, и поясницу прострели­ вать, но ко всем этим «радостям» прильнет паутиной другая боль — ду­ шевная, оплетет до удушья, до хрипа в груди. И так станет страшно, обидно — не выразить... Годки Хрисанфа Мефодьевича и те, кто старше, сказывают, что легко отвыкли от страсти по урманам скитаться. Слушал, бывало, их Савуш- кин и в толк брал: илц врут, варнаки, или подлинной страсти у них к промыслу не было. А если и была, то баловство одно — с ружьем побро­ дить, форс такой выказать. Нет, други-приятели! Нет, жена Марьюшка, разлюбезная, пышная! Не жаден Хрисанф, Мефодьев сын, не с того бо­ ка щупать его взялись... Кто жадный-то — он какой? А как меченый. За версту душком от него тухлым разит. В Кудрине были жадюки: Пея-Хомячиха, дорожный мастер Утюжный. Крупные щуки, зубастые. Только жадность-то их и слопала с потрохами. Сидят вон теперь за решеткой, едят похлебку тю­ ремную. Туда и дорога им! Чего искали, то и нашли. Что приходит легко, легко и уходит. Человечишку скопидомного жизнь кувыркаться застав­ ляет. В былые годы знавал Хрисанф Мефодьевич одного жадоморишку мелкого пошиба — Терентия Тощего. Жил этот Терентий в Тигровке, зимой пробивался, чем мог, а с весны в пастухи уходил, до хрипа всегда рядился насчет оплаты за каждую скотскую голову. Платили ему, конечно, сполна, как условятся. И моло­ ко он со всех дворов получал. Баба Терентия молоко это тут же на слив­ ки перегоняла, сбивала масло и хорошо маслицем приторговывала. Тиг- ровский пастух прозвище свое не зря носил: был длинный, худой, кост­ лявый; дождевик на нем колом висел. Терентия спрашивали: — Отчего ты худой такой? Моришь себя голодом? — Не морю, — отвечал, как хныкал. — Обрат пью досыта, изредка пахту... Скажет вот так и не смеется. А мужики над ним, бабы — ухохатыва- лись. Глуповат был Терентий, но завистлив до крайности. Совхоз «Куд­ ринский» при директоре Румянцеве начал торф заготавливать, делать компост и на поля вывозить для подъемности урожая. Ну и себе кое- кто из совхозных рабочих брали этот компост на личные огороды. Сосед 15