Сибирские огни, 1987, № 10

ион р азум ею щ ееся. Герой прежний заним ался производством , реш ал семейные проблемы , и философия его всегда была привязана к вполне конкретным ж изненным ситуациям . К ак человека совестливого, его нередко мучило несоответствие ДОЛЖ­ НОГО и сущ его ... Н о посягнуть на основы м ироздания, на святая святы х — это уж увольте! Д а и посещ али преж него героя ф илософ ские мысли в свободное от дела врем я. А тут мысль стала единственно в а ж ным делом . М ы сль захвати ла героя целиком . И новым было то, что этот герой был человеком У Х О Д А . Усом нивш ись в целесообразности сущ ествующ его м иропорядка, он сознательно выклю чал себя из системы слож и вш и хся отношений и начинал н арабаты вать принципиально новое, С В О Е . Д л я всего человечества.. Н и больш е ни меньше! К ритика недоум евала: что случилось с хорош им прозаиком ? К у д а его «заносит»? И когда он, наконец, вернется к «обычной» своей прозе? К ритика не хотела видеть серьезности поставленны х автором проблем . « ...В здоровом организме социалистического быта отсутствую т социальны е предпосы лки для возникновения «невротиков по Д о сто ев ск о м у», деф орм ированная судьба которы х оп равдала бы повыш енную эти ко-ф и лософ скую озабоченность автор а ...» ; «...в се это как-то несозвучно д у хо в ном у клим ату сегодняш него дня» (В . С ер - дю ченко. «В кругу «вечны х» вопросов». О ктябрь, 1983, № 1). В от у ж воистину, как в стиках одного несостоявш егося поэта: Наша Родина прекрасна И цветет, как маков цвет, Акромя явлений счастья Никаких явлений нет. Н о Тендряков не мог позволить себе д аж е из самы х благих намерений создавать настроение благополучия и успокоенности. И пристально всм атривался в «защепленное» явление, пы тался разобраться: что ж е наруш илось в ж изни, почем у в слож и вш ейся систем е отношений возник ди ском ф орт для человеческого «я»? Рыльников, конечно, исклю чение. Н о таких исключений становится все больш е. И писатель обратится вновь к герою У Х О Д А в повести «Затм ени е». Е го Гош а Ч угун о в сначала «ф илософ местных заб егаловок». А потом новоявленный пророк — «ничем не связан, никому ничего не долж ен ». « О н ... ум ел только принимать, что даю т, взамен ж е предлагал одно и то ж е — свои взгляды на мир и на ж изнь. Н е н авязы вал их, нет, не хочеш ь, не бери, тебе ж е х у ж е » . О н был ясен, однозначно объ яснен и приговорен, этот Г о ш а Ч угун о в . С а мым странным было то, что за ним, за его идеей, ухо д и л а, порвав со всем миром, М ай я Ш к а н ев а,.. Э то была девуш ка с особым чувствованием ж и зни , увидевш ая одн аж ды при лунном затмении на небе «в селенскую улы бку, улы бку сам у по себе». «Б ез ли ца, без хозя и н а... плоский, словно краш еный, клоунский рот на небе, в нем чувствовал ась устал ая горечь и ещ е, п о ж а луй, холодн ая, ж уткая ж ал ость ко всем у, что внизу». Д л я этой всевышней улыбки она, М а й я , была так ничтож на, а ей хотелось Б Ы Т Ь . Н ести себя лю дям , нести свой особый мир, свою неповторимость. Д овери тельно и со кровенно. Н о ее постигло разочаровани е, потеря веры в свою единственность, незам еним ость... И почва уш ла из-под М ай ки ных ног. Ч то-то хрустн уло внутри. Д о л ж н о быть, слом алась вынош енная, надеж н ая вера в возм ож ность связи человека с человеком . К азал ось раньш е: люди ж д у т от тебя, отдай себя без остатка. Ж д у т ? - Н у ж н о ? .. К о м у, собственно. И потрясенный М айкин ум доберется до прокляты х вопросов: «Зачем я, к чему я? К ом у н уж но мое мелькание на свете?» Одним словом , зан есл о ... И начав лихорадочно шарить в о круг себя в поисках точки опоры и не найдя ее в близких и знакомы х лю дях, М ай я уйдет с Гош ей Ч угун овы м , человеком , привыкшим только брать. У йдет ж ертвенно и сам озабвен но. Владим ир Тендряков вновь и вновь будет зад аваться вопросом самым важ ным для себя: «М о ж ет ли человек понять человека, человек человека у в аж ат ь и лю бить?.. В этом — прочность наш его быт и я ... Тут чащ е всего у нас и р вется...» И будет говорить открытым текстом такую простую и сл ож н ую истину: «П ойм и и признай человека!» Критика у ж е отм ечала некую «перевоз- буж денн ость» философ ской прозы Т ен дрякова, «пыточную нравственную атм осф еру» его произведений и вместе редкостную писательскую м анеру, которую образно определили как «крик душ и». Вычислили д аж е момент, с которого проза Тендрякова начала «кричать»: с призыва «Л ю ди добрые, спасите Н астю », закончивш его повесть «П оден ка век короткий». В «Затм ении» ж е кричат у ж е беспреры вно, восклицательная интонация доведена здесь до предела (В . Сердю ченко «В кругу «вечных» вопросо в » ). И Рыльников, и М айя — люди повы шенной экзальтированности, предельной взвинченности. Редкие натуры . К ним целиком м ож н о отнести слова, которыми очень точно определили героев Д осто евско го : люди без к о ж и , которым от сам ого во здуха больно. Они чувствую т дискомфорт у ж е там , где другим , лю дям обыкновенным, ещ е норм ально. Они — знак грядущ его неблагополучия. П о ч ем у ж е им в системе неую тно, почем у они ищ ут пути реализации своего «я» вне ее? И как сделать так, чтобы каж ды й был зам ечен? П очувствовал свою необходим ость и незаменимость? Герой «А постольской командировки» (1958) у ж е во многом наш а история. Н о в 80-е годы литературу буквально захлестн ула целая волна произведений, герои которых типологически близки тендряковским. Явление У Х О Д А не р ассосалось, как нам хотелось бы,— напротив, углубилось, р азветвилось, приобрело м асш табы социальные. И з явления, замеченного прозорливым писателем , превратилось в явление, зам етное всем . Н е так давно в «Советской Р о с сии» (11 августа 1985) появилась статья ж урналистки Е . М ариничевой «Н овы й О б лом ов». А втор вспоминала некоторы х своих зн акомы х. О дин из них — «дом аш ний философ ». З а его плечами М осковский университет, аспи ран тура, а работает дворником . Д р уго й — домаш ний социолог. О н ж е лифтер. Третий увлекается восточной фи- 163