Сибирские огни, 1987, № 10
Рассказывает Андреич, мечутся по его лицу отсветы от печной двер цы, и в этих отсветах нет-нет да и блеснет в мою сторону его пытливый взгляд, будто ищет моей оценки. Какой я был ему судья? Его сомненья, его поиски — не прямой ли упрек мне? Разве не таким же политическим младенцем был я сам, когда накрыла меня с головой волна социальной бури? Разве не я с веселой скептичностью прислушивался по ночам к горячему перешептьН ванию словесных гардемаринских схваток? Были, были и в корпусе зрячие парни. Мое счастье, что в отличие от Андреича я стоял теперь на твердом и нужном берегу. Но ведь к берегу этому я не столько при плыл, сколько меня прибило к нему течением. Нет, не с легким сердцем кивал я, слушая чужую исповедь. Наконец Андреич приподнял деревянную крышку над большим з а коптелым чугуном, глянул, не кипит ли вода. Потом двинул ногой по ближе ко мне деревянный чурбак, сел, хлопнул себя ладонями по коле ням: — Точка,хватит! Я думал, что он подмахнул черту под нашим разговором, но он спо койно и твердо продолжал: — Довольно. Через две недели придет с верховьев пароход с пауз ком улов собирать, подамся с ним на магистраль. Магистралью по всему Енисею называли Красноярск. Там железная дорога проходит,— вот и магистраль. — Знаете,— признался он с виноватой улыбкой,— я ведь обрадовал ся, когда узнал, что вы не в партии. Значит, у вас и беспартийным серьезные дела доверяют? Даже таким, как... «Как вы» или «как мы»,— он не досказал, осекся. Приоткрыл печ ную дверцу, откинулся назад, чтобы лицо не обожгло, палкой пошерудил дрова. — Очень мне нравится это название — хлебная экспедиция.— Ан дреич захлопнул дверцу, сапогом затоптал выпавшие на пол угольки.— Коль власть от винтовки к хлебу свои заботы повернула, значит, дело всерьез и надолго. Он наклонился ко мне и заговорил с наболевшим беспокойством: — Хорошо: я, скажем, приму эту власть, пойму ее нужность и даже необходимость. А она меня? Что я для нее сделал? Где был, когда другие на смерть шли? Сумею я заслужить прощение за свой трехлетний ней тралитет? Есть такая возможность? — Что вы! — ответил я с полнейшей внутренней убежденностью.— Возможностей сколько угодно. Дел впереди — непочатый край... Тут в избушку с гомоном ввалились рыбаки, засуетились, загалдели, расхватывая разделочные ножи. Кто-то сунул в печку прикурить цигар ку от головешки, кто-то схватил ведро, побежал к реке за свежей водой. От промокшей одежды несло запахом речных глубин и рыбы. — Стерлядок только две подзалетело,— деловито доложил Махно вец, прилаживая свою безрукавку на гвоздь за печной трубой.— Омуля десятка полтора, пяток хороших муксунов. Остальное — синявка, сорога, окунь. — Все лучшее — в котел, остальное — собакам,— коротко распоря дился Андреич, не поднимаясь с чурбака. — Сашко-то ваш, вот ломовик! — Махновец повернулся ко мне: остатки виноватости еще угадывались в его голосе и взгляде,— Мы его к себе сманить порывались, полуторный пай сулили. Не желает! Медом липовым что ли намазана ваша Советская власть? — Шагай, шагай на улицу, поторопи там,— Андреич головой ука зал ему на дверь,— Вы тут понаслушаетесь. Не удивляйтесь,— сказал мне, напряженно морща лоб. И верно, много разговоров, много шума было за ужином. Вавилон ское смешение взглядов, характеров, пристрастий. Андреич, правда, не 132
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2