Сибирские огни, 1987, № 10
Колчак тоже России и флоту служил. И, думаю, не за страх, а за со весть. Полное, так сказать, совпадение... Какое это совпадение имел он в виду? На что намекал? — Сами-то вы кто такой? — спрашиваю стой мерой грубости, ка кую счел достаточной для прикрытия своей обиды и беспомощности. — В социальном смысле — никто,— спокойно ответил он и попра вил на плече ружейный ремень.— Пустота, вакуум. С десяток шагов сделали молча. — Не сердитесь,— Андреич доверительно тронул меня за рукав.— Я рад нашей встрече. Третий год барахтаюсь в политической беспомощ ности, ногами дна коснуться не могу. А главное — не знаю, к какому берегу плыть. Вы к нам только что из Питера, вам-то проще было решать. А у нас в Сибири, как весной семнадцатого посрывали царские портреты со стен, так и пошло каруселью: Временное правительство, Советы, Кол чак, опять Советы. Война, кровь, по Енисею трупы плывут. Историче ская необходимость? Игра чьих-то честолюбий? Глянешь — во всем бессмыслица, присмотришься — во всем логика. Вот и болтаюсь в пол ном отчуждении, будто киплинговская кошка. — Ничего себе отчужденность,— усмехнулся я. — Вы про этих? — догадливо кивнул он в сторону голосов, трепав ших ночную темноту словами, не входящими в объем толковых словарей. Видно, рыбацкий азарт был там в самом разгаре.— А что? Люди как люди. Только опустились немного, от рук отбились. Кто считает себя обиженным судьбой, кто властями недоволен. Взрослые дети. Смешно сказать, но мне приходится в оба следить, чтоб они глупостей лишний раз не наделали. А отчужденность я разумею в большом, в социальном смысле... Покуда мы шли с ним до избушки, пока взбадривали приглохший огонь в печке, подбросив в нее для пущего жару тройку пересохших жирных, пахнущих ворванью муксунов, Андреич поведал мне странную часть своей биографии. Сын известного в Красноярске инженера-электротехника, он к нача лу революции был студентом-второкурсником Томского технологическо го института. Технический прогресс России был их семейной религией. Остальное: бедность, бесправие, деспотизм, невзгоды и волнения люд ские — все приписывалось технической отсталости. Отсталость порожда ла нехватку средств существования, а нехватка ведет к забвению луч ших человеческих начал при распределении жизненных благ. Достаточ но развить материальное производство до нужного уровня, и социальная справедливость восторжествует сама собой. Так считал отец. Сын слушал и верил. Отец потом служил последо вательно всем властям, прокатившимся через Сибирь-матушку. А сын при первых же подземных толчках растерялся. Встретил однажды на улице своих однокурсников с красными бантами на груди, но из разгово ров с ними ничего не понял. Занятия в институте прекратились, времени для размышления хоть отбавляй. Кто с кем дерется? За что? Кто прав? Какого-то необходимейшего витамина недополучил он в своем духовном рационе с самого рождения, и теперь ноги его готовы были подкоситься. И тогда он решился на отчаянный шаг — удалился от событий в надежде разглядеть их со стороны холодным и беспристрастным взгля дом. Два года добровольного изгнания, два года лютой неприкаянности. Прятался от мобилизации, жил по глухим таежным заимкам, чинил в селах веялки и сепаратору, рыбачил в случайных артелях вроде тепе решней. Твердо выдерживал два принципа: ни от кого не скрывать свое го происхождения и ни при каких условиях не поступать на службу к существующей власти, не убедившись в ее правомерности и справедли вости. Присматривался, прислушивался, думал... Я, разумеется, поведал лишь схему, беглый конспект его душевных и телесных метаний. На деле все было мучительно сложней, напря женней и беспощадней. 131 5 '
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2