Сибирские огни, 1987, № 10
Отец невнятно что-то забормотал. Жарков легко соскочил с ходка. На удивление, председатель был без костылей. «Нога у него выросла, что ли?» — мелькнула у Емельяна нелепая мысль, и он машинально взвел затвор берданки. — Ты почему, Илья, не в Нарыме?! — теперь уже сурово спросил Жарков. Хоботюшкин-старший словно онемел. Не долго думая, Емельян вскинул берданку и нажал на спусковой крючок. Приглушенный высо кими березами выстрел бухнул, как в бочке. Тотчас Жаркова будто кинуло навзничь. Жеребец рванулся вперед, но старик Хоботюшкин успел схватить его за узду. Опомнился Емельян от бормотания отца: — Молодец, Емелюшка. Спас ты, родимый, и меня, и золото от вер ной гибели. Откуда его, чертяку, вынесло на нашу голову... — Бежим, тятька,— сорвавшимся голосом просипел Емельян. — Сдурел! Надо мертвяка зарыть подальше от дороги. Тащи, Еме люшка, откомиссарившегося большевика в лес... — Боюсь я, тятька! — Размазня!..— осерчал отец и засуетился: — Если боишься, угоняй жеребца, чтоб не мозолил глаза на дороге. Вдруг еще какой полуночник навернется — хана нам тогда. — Куда гнать? Отец махнул рукой в сторону райцентра: — Там просека влево сворачивает. Заезжай с дороги в нее и стой, ни с места. Я, как управлюсь, прискребусь туда. — Давай торбу, чтоб не мешала. — Ишь чего захотел! Ты, умник, с торбой мотанешься так прытко, что и в Нарыме тебя не найду. — Дурак ты, тятька! — Уезжай, умник, уезжай! Заступ я удачно прихватил, мигом могил ку вырою. Гляди, на людей не нарвись!.. Эта ночь показалась Емельяну вечностью. К утру зарядил проливной дождь. Стараясь чем-нибудь прикрыться, Емельян стал шарить по пле теной кошеве ходка. Нащупал кожаный пиджак Жаркова и ремень с ме таллической пряжкой. Видимо, председатель почему-то их снял с себя. Для щуплого Емельяна жарковский пиджак оказался почти плащом. Укрывшись им с головой, Емельян сунул руку в один карман, в другой и нащупал наган. Все отверстия наганного барабана были заполнены патронами. Во внутреннем кармане пиджака оказалась баночка с круг лой печатью. Жеребец, позвякивая удилами, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Близился рассвет, а отца все не было. Преодолевая страх, Емельян развернул жеребца и тихо подъехал к тому месту, где стрелял в Жарко ва. Отец, с торбой за плечами, сидел привалившись к березе на обочине дороги. В предрассветных сумерках лицо его белело, как и прошлым утром. — Мертвяк с железной ногой... Запарился... Кажись, хана пришла,— изменившимся до неузнаваемости голосом проговорил он. — Садись скорей в ходок!.. Емельян поднял отца на ноги. Тот закачался и, словно подкошенный, рухнул мешком на землю. — Тятька, ты чего?!.— склонившись над ним, перепугался Емельян и заметил, что отец уже не дышит... Первым желанием Хоботюшкина-младшего было схватить торбу с золотом и бежать сломя голову, куда глаза глядят. Он сорвал с плеч отца заветное богатство, однако с ужасом подумал, что колхозники, об наружив мертвого старика и запряженного в ходок Аплодисмента’ без председателя, сразу все поймут и догадаются, чьих это рук дело. Рыть отцу могилу было некогда — несмотря на проливной дождь, солнце уже подсвечивало небо на Востоке. И тут Емельяну стукнула мысль: утопить труп в пруду. Привязывая жарковским ремнем вальцовую шестерню к ногам отца, он вовсе не предполагал наводить подозрение на Жаркова. 120
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2