Сибирские огни, 1987, № 10
ет на Томской пристани и проживает у старого адвоката Всеволода Станиславовича Акулича в доме № 28 по Набережной Томи, то есть именно там, где живет Розалия Снежкова. Тропынин немедленно проверил показания «Мухи». Восьмидесяти летний, с манерами аристократа, Акулич после недолгих уверток приз нался, что это он, изменив почерк и подделываясь под обывателя, напи сал в НКВД заявление в отместку «Мухе» за погибшую сиамскую кош ку. И еще бывший адвокат подтвердил, что у него действительно квар тирует пристанский конюх Емельян Ильич Хоботюшкин. Вечером квартирант Акулича был арестован. Проведенным с санкции прокурора и в присутствии понятых обыском личных вещей Хоботюшки- на в фанерном чемодане, замкнутом навесным замком, была обнаруже на кожаная торба с золотыми дореволюционными десятирублевиками и советскими червонцами чеканки 1923 года. Там же, в чемодане, храни лась баночка из-под вазелина с печатью колхоза «Знамя Сталина», а под бельем лежал завернутый в холстинный лоскут наган № 6342, исчезнув ший из кобуры убитого Ерофея Ниловича Колоскова. Чем дальше Антон Бирюков вчитывался в материалы проведенного Тропыниным расследования, тем отчетливее вырисовывалась картина преступления, повлекшего за собой цепочку убийств из-за того, что пре ступник старался во что бы то ни стало спасти собственную шкуру. ...Продажа кедровых орехов для раскулаченного Ильи Хоботюшкина была лишь предлогом, чтобы добраться из Нарыма до Томска. На самом деле он вместе со старшим сыном Емельяном давно задумал тайком унести оставшееся в Березовке золото. При раскулачивании Илья не рискнул взять накопленное богатство. И хорошо, что не взял — дурацкий выкрик Дмитрока, после которого колхозники обшарили все узлы с ве щами и телегу, привел бы к неминуемому краху. Но без золота Хобо тюшкин жить не мог — слишком много риска вложил в накопление золо того запаса. Емельян тоже скрежетал зубами при мысли, что новая власть лишила его приличного наследства. Привезенные в Томск два мешка отборных орехов Хоботюшкины распродали на базаре за день. Емельян предложил добираться до Бе резовки на попутных подводах, однако осторожный отец сказал: — Сдурел! За самовольную отлучку из Нарыма нас, если узнают, сошлют еще дальше, к черту на кулички. Пойдем тайком, ночами. Отси живаться в лесу станем. — А волки?..— испугался трусливый Емельян.— Загрызут ведь, тятька. — Ружье купим,— ответил отец. Так и сделали. Здесь же, в базарной толчее, у какого-то старьевщика взяли по дешевке допотопную берданку и десятка полтора заряженных картечью патронов. Картечь тогда была самым ходовым зарядом — расплодившиеся за годы разрухи волчьи стаи нагло рыскали по Сибири. До родных мест Хоботюшкины благополучно добрались поздним ве чером 12 сентября 1931 года. Затаились в тальниковых кустах ниже Еро шкиной плотины, над которой высилась бревенчатая башня крупоруш ки. Стали ждать полночи, когда село окончательно угомонится и заснет. На пруду изредка бухали выстрелы по уткам, начавшим перелет с по лей на воду. Глухо шумела вода, льющаяся через плотинный водосток. Прислушиваясь к этому шуму, Емельян в сердцах сказал отцу: — Дурак ты, тятька! Не поджигал бы крупорушку — жили б мы теперь в своем доме. И золото под боком бы хранилось. — Молчи, умник! — обиделся отец.— Я в строительство крупорушки капитал вложил. Думаешь, легко было подарить ее колхозной голыть бе?.. — Будто в колхозе одна голь и собралась. Другие тоже капиталы в свое хозяйство вкладывали, а сопят тихо и не рыпаются. — Всяк по-своему с ума сходит. 118
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2