Сибирские огни, 1987, № 9

хрустывает... Картошка тушенная с мясом, компот... Пойдешь к отцу в зимовье, отдохнешь там как следует. — Завтра утром отправлюсь к нему. — На Тигровку сейчас грузовых много ходит: от заносов дорогу тягачами расчищают. И на Осипово, через болота эти клятые, тоже путь добрый есть. — К отцу, к отцу! И пешком! Надоели машины. — Михаил нарезал хлеба, смел со стола крошки в ладонь, кинул их в рот с детства еще перенял отцову привычку. — Да, только так, мама: или пешком до зимовья, или на лыжах! — Не ближний свет. Отец на Соловом пять-шесть часов едет. — Одолею. Или я не сибирский мужик! Михаил разговаривал с матерью весело, бодрю, и можно было не сомневаться, что он сделает так, как надумал. Мать перестала его отговаривать. Он принялся за щи, ел с аппетитом, но осторожно: щи были горячи наваристы, приходилось дуть на ложку, чтобы губы не опалить. Марья сидела за столом напротив сына, положив пухлую щеку на огрубевшую от постоянной работы ладонь. Она смотрела на Михаила, вглядывалась в его лицо, на котором остались нестираемые следы ожогов. На холоде ожоги синели, в жару — брались краснотой. Для сына это осталось метой, постоянным напоминанием о пережитом по­ жаре на буровой в тот год, когда у отца украли меха в зимовье и когда главным инженером управления разведочного бурения был интересный человек, большой приятель семейства Савушкиных Ватрушин. Ватру- шина потом перевели с повышением в Нефтеград, и теперь о нем многие в Кудрино вспоминают. Михаил пробовал отпускать бороду, но обожженные места прогля­ дывали пежинами — волос на них почти не рос. Однако лицо Михаила уродливым не казалось. А мать долго все плакала втихомолку, скры­ вая слезы от мужа и от детей. Успокоение пришло к ней с осознанием простой мысли: «Сам уцелел, глаза не хватило огнем, так чего я терза­ юсь, дура! Девушки — что? Если какая полюбит, то на ожоги не поглядит. С лица ведь не воду пить...» Утром рано, как только мать забренчала подойником, Михаил сос­ кочил с мягкой постели и стал разминаться. Спать на перине он давно отвык, но мать вчера настояла, чтобы ложился на пуховики, понежил­ ся. На перине валяться — лень в себе тешить. Михаил уснул, как про­ валился, а проснулся каким-то дряблым, с затекшими мышцами. На буровой он спал на твердой кровати, на ватном матрасе, под простым одеялом или под шубой, когда было холодно. И не чувствовал той раз­ мягченности, что испытал в эту ночь в родительском доме. Вот у отца в зимовье — другое дело: там нары да спальный мешок. И холод к ут- РУ — лучший будильник. Не заспишься, не залежишься... В просторных сенях, где по стенам и потолку блестели наросты инея, стояло несколько пар лыж-подволок. Все они были подбиты ки­ сами — шкурой, снятой с лосиных или телячьих ног. Широкие, с креп­ кими юксами, кожаными креплениями, подволоки были удобны для спуска с горы и для подъема на горы, не оскальзывались, а под уклон шли точно по маслу. На ходу подволоки тоже устали не давали: снег хорошо обминался под ними, глубокой колеи не было. Подволоки отец мастерил себе сам, елку колол и тонко выстругивал, распаривал, гнул, нашивал кисы. Без лыж охотнику в тайге далеко не сунуться, а на под­ волоках — одна благодать. Михаил выбрал себе лыжи, прошелся на них по огороду, снял и по­ ставил на место. Не надо лыж! Лучше пешком по дороге, в мягких ичигах. Обул ичиги с носком из собачьего меха, кинул на спину рюкзак, за плечами — ружье и, как говорят, в добрый час... По краю дороги шагал он убористо, но особенно и не спешил. Снег начал высвечиваться, впитывать медленный зимний рассвет, синеть. Еще ни одна машина не попалась ему ни в обгон, ни навстречу. В пол- 7