Сибирские огни, 1987, № 9

— Здравствуй, батя! Я в отпуск пошел. — Привет, сынок! Чуяло сердце, что скоро опять дом навестишь! И конь, и собака чуяли, веришь ли, нет? — Хрисанф Мефодьевич го­ ворил как-то захлебисто, горячо. — Как ветер подул от Кудрина, так Пегий морду давай воротить от тайги. И Соловый мой воздух хватает ноздрями да всхрапывает. Ну, паря, думаю, захотели умные звери домой! А тут еще сон: красный петух взлетел на забор и кукарекает. И рассудил я, старый, замшелый пень,' что к гостю это, к родному, стало быть, человеку. Запряг Солового в розвальни, отпустил вожжи, он и понес — ни прута, ни кнута не надо... Вчера я на порог, а сегодня вон ты. Знал Михаил, как любят его мать с отцом, всегда это видел и нут­ ром чувствовал, а после того пожара на буровой, где он получил ожоги и лежал потом долго в городской больнице, родительская ласка к нему стала еще сильнее. Она сквозила во встречах и письмах, в горячих при­ ветах, в том хотя бы, что мать навязала сыну и переслала полдюжины толстых шерстяных носков, наказала менять почаще, а ношеные от­ правлять ей на стирку. Мать с отцом пока были в неведении, что у Михаила подруга есть, Даша, что она их сыночка блюдет не хуже родной матушки. Отец озабочен был тем, что бы такое сделать для сына необыкновенное, о чем люди говорили бы с доброй завистью. И случай Хрисанфу Мефодьевичу однажды представился. Охотник добыл медведя матерого, редкого. Весу в нем было цент­ нера три, весь салом затек. Снятая с него шкура растянулась сажени на полторы, шерсть — волнистая, шелком блестит. Мясо Хрисанф Мефо­ дьевич сдал по договору в кооперацию, сала себе лишь немного оставил. А шкуру приемщику не предъявил, нарушив установленный порядок. Но директор зверопромхоза, из уважения к своему штатному промыслови­ ку, закрыл на это глаза: пусть возьмет медвежину, коли надо. А Хри­ санфу Мефодьевичу медвежья шкура нужна была для свадебного по­ дарка. Ведь когда-нибудь женится его младший сын, уж годы Михаи­ ла давно на это показывают. Ведал Савушкин-старший, что шкуры медведей и росомах продает государство заграничным покупщикам, в Англию будто, что ли, а там из них вроде шапки шьют и королевскую гвардию одевают. Те шапки гвардейцы скребками расчесывают, и тот из них наипервейший солдат, у кого эта самая шапка-папаха косматее. Ну и пусть себе тешатся, думал иной раз Хрисанф Мефодьевич, это их дело. А его дело —сыну потрафить в день свадьбы. Сыну охотника — охотничий трофей! Медвежину он посолил, как положено, свернул, заморозил, и она всю зиму пролежала на чердаке. А весной, как вошло тепло в полную силу, Хрисанф Мефодьевич ее начал выделывать. Жена Марья тогда недели две тошнотой мучилась, как при беременности с ней раньше бывало, потому что такая густопсовая вонь стояла — просто невыноси­ мо. Он шкуру квасил в специальной барде, мыл, скоблил, полоскал, после сушил, мял и строгал — от тяжких этих трудов с лица осунулся, живот у него подтянуло, потовой солью рубаха выбелилась, словом, измучился человек. Зато уж, когда работу довел до конца, сам в лико­ вание пришел и других удивил: шкура медведя была отмездренная, мягкая, сысподу белая, а ворс — и серебром-то брызжет, и золотом отливает, и вороновым крылом. — Хороша ли, сынок? — прищуристо спрашивал Михаила. — Слов нет, батя, как замечательна! — восхищался сын. — Жениться надумал? — Да есть у меня подруга одна... — Двух и не надо! — озоровато глядел Хрисанф Мефодьевич на чадо свое единственным зрячим глазом. — Есть-то есть, — вздыхал Михаил, — только узел придется ру­ бить. — Замужняя, что ли? — Замужняя... 5