Сибирские огни, 1987, № 9

Разузнал, где площадка для вертолетов у нефтепроводчиков, сел на такси и без малого через час был здесь. Диспетчера долго упрашивать не пришлось: занес в список. Нормально поесть было негде, вот и хрумкал сухое печенье, щелкал орехи. Стояла здесь столовая, тоже передвижной вагон, но в нем пита­ лись рабочие гаража, мастерской, охрана складов, словом, все те, кто имел отношение к нефтепроводу. Михаил в столовую раз зашел, уви­ дел красную, тучную повариху с сердитым лицом, услышал, что у нее осталось пять порций налимьей ухи, а возле раздаточного окошка толпился косой десяток желающих утолить голод. Савушкин скромно покашлял в кулак и вышел. Ничего, перетерпит, перетолчется. Попасть бы скорей в Парамоновку, оттуда в Кудрино, зайти в родительский дом, сесть за стол к самовару и напиться до пота чаю с брусничным вареньем. Михаил огладил лицо ладонью и почувствовал, что щеки опали и колются щетиной. Сейчас бы стаканчик теплой воды, помазок, мыло, стать перед зеркалом и с наслаждением побриться. Но это уже относи­ лось к таким удовольствиям, о которых мечтать не стоит. Ждать он умеет — дождется, но все-таки скверно, когда нет порядка. Вон тут сколько руководящих людей, все на постах, все ответственные, с боль­ шими окладами. Суетятся, толкаются, только ни на волос проку. Впро­ чем, и у них, в конторе разведочного бурения, тоже хватает всяческой неразберихи. Когда плохо дела идут, отец его, Хрисанф Мефодьевич, говорит: «В постромках запутались!» Споро, широким шагом Михаил обходил от нечего делать окрест­ ности. Местность ему здесь нравилась. Приметил ельники — густые, непроглядные, речку, бегущую подо льдом в ложбине. Бросились в глаза просторы полей, косогоры, но думалось, что на родине у него, на Корге и Чузике, тоже не хуже, чем тут, особенно летом. И захотелось домой еще пуще. Михаил был на отдыхе. В конце ноября буровой мастер Калинченко позвал дизелиста в свой балок, предложил кружку чая, печенье, ва­ ренье поставил. Себе нацедил голимой заварки, и вместе они, перебра­ сываясь словами, почаевничали. Потом Калинченко подвинул Михаи­ лу лист бумаги, протянул шариковую ручку. Ты, говорит, Михаил Хрисанфович, нарушаешь в бригаде трудовое законодательство: год на исходе, а у тебя отпуск не использован. Пиши-ка, браток, заявление и иди отдыхать с легким сердцем, спокойной совестью. Михаил передал дела сменному дизелисту, собрал в рюкзачок ве­ щички, попрощался сердечно с поварихой Дашей и ходил руки в брю­ ки, дожидаясь попутья. Тайга, отодвинутая на почтительное расстояние от буровой, тихо и как-то печально смотрела на дела рук человеческих. Коряжились поваленные бульдозерами деревья, дыбились гнутые тру­ бы, выпучивались бочки из-под горючего, бугрилась вывернутая глина вперемешку с обрывками тросов. А над всем этим, и над самою тайгой, в клубах пара и лязге железа, возносилась махина буровой вышки. Огромно все это, велико, и когда-то казалось ему, дизелисту Савушки- ну, непостижимым... В иные дни вертолеты на буровую наведывались частенько, и выб­ раться в Кудрино затруднений не составляло, лишь бы ненастье не встало помехой. Но все тогда обошлось, и юн за полдень вылетел из тайги в обжитое место. В отцовский дом Михаил попадал в месяц раз, а то и реже, и так волновался всегда, что грудь теснило. В тот первоотпускной день, под вечер уже, сына первой увидела мать: с подойником шла из стайки, светло улыбнулась, сказала нежно: — Ай, молодец, что приехал! Сейчас парным молочком напою. Тут же вышел отец в полушубке, ахнул от радости, толкнул кула­ ком шапку — сбил ее себе на ухо, соскочил с крыльца прытко, сгра­ бастал дитя свое. И дитя руки навстречу раскинуло — обнялись. 4