Сибирские огни, 1987, № 9
— Пока горячий —тащи его в снег! Поваляй, ножом поскобли. Очи стится —мыть не надо. Потом выпотроши и клади целиком в кастрю лю. Вон в ту —ведерную. Глухарятинка закипела в закопченной, когда-то зеленой кастрюле, напустила в зимовье горьковатого вкусного духу. — Ишь запашок-то... березовых почек, сосновых мутовок! —отозвал ся Хрисанф Мефодьевич. — Ага. Я вышел на просеку —солнце как раз поднялось. Вижу: си дит он черной копной на сосне, красным огнем до блеска его осыпает. Вытянул шею, вертит головой... Я замер... Минуту сидел глухарь насто роженно, потом давай снова клевать... Ружье у меня как-то само к плечу поднялось и выстрелило... Не дал покормиться птице. — Не жалкуй!.. Скажи лучше, как нефтяников кормят теперь? — Разнообразно. Кормят мясом, картошкой, горохом, тушенкой, ком потом. Кисели варят клюквенные... по моему заказу. — Кисель зубов не портит. В самом деле, добрый повар у вас? — Не в обиде, отец, не в обиде. Михаил тут же представил себе Дашу — в поварском накрахмален ном колпаке, ее помощницу Алевтину, суетную, болтливую бабу... От жара плиты щеки у Даши красные, русые волосы над ушами слегка вы биваются из-под белизны колпака, ласковый взгляд и улыбка —для всех, а когда он приходит, Даша от нежности просто сияет вся, не может сдержаться, чтобы не показать ему, как он ей мил. Сейчас он подумал: «Как там она? Что делает Харин? Отступился бы уж от нее поскорей. Ну раз не любит она его, презирает, так чего губы кусать? Не мужик он, что ли?» — Хорошо, что снабжение наладилось,—говорил отец.—А то в прежние годы ваши снабженцы все больше на мою добытую лосятину полагались, покупали ее через кооперацию. В лицензиях им не отказы вали. Они мне лицензии отдадут, а я добываю. Помогал... — У нас свой ОРС, а начальник —Блохин, Андрей Петрович. Не слыхал о таком? Разворотливый, но и тяжко ему. Над ним начальников много, а помогать по-настоящему некому. И завозить к нам сюда хар- чишки далеко, неудобно... У Блохина с нашим Игнахой приятельские отношения. Ах как помрачнел при этих словах Хрисанф Мефодьевич! И закаш лялся вдруг, и нос стал высмаркивать в скомканный серый платок. Вспомнилась снова стычка вот здесь, в зимовье, при падении разбитый нос... Сам виноват, а вина из души наружу никак не идет. Шепчет чей-то далекий, как из преисподней, голос: «Не винись... не винись...» Захвати ло упрямство, заколодило, заклинило сердце... И заворчал: — Что —'Игнаха! Он знакомства себе по выгоде ищет! Раз Блохин Еаш при ОРСе, то Игнаха, значит, при Блохине... — Зря ты, отец, на Игнаху дуешься. Он —хозяин мужик. И в семье у них лад. Разве плохо? Кипело в кастрюле варево, трещали дрова, свет от лампы из-за тем ноты на дворе стал еще ярче. Хрисанф Мефодьевич молчал на постели, а Михаил, пристроившись ближе к светильнику, взялся за книгу, кото рую принес с собой. Отец спросил —видать, надоело молчать: — И про что там написано? — Про тюменскую нефть и газ Мне наш участковый геолог Андрей Михайлович подарил. Ты, говорит, любопытный, так возьми и читай. — Интересно... А наша —нарымская нефть? Есть о ней книги? — Пока не встречал, кроме отдельных рассказов. — Коль про Тюменшину есть, надо чтобы и про Нарым было,— убежденно высказался Хрисанф Мефодьевич.— Справедливость во всем должна быть. Мы тут тоже не лыком шиты и свои дела делаем. Новые залежи почти каждый год числом прибывают. — Патриот ты, отец. Хорошо! В родном краю на болоте и лягушки соловьями поют.—Он прикрыл книгу, заложив в нее палец.—Знаешь, отец, с моими профессиями работы искать не надо —сама найдет. Но я 44
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2