Сибирские огни, 1987, № 9
ник, если смолоду приобщался сын к крестьянскому делу, днями пропа дал у отца в кузне. По происхождению Николаю положено было всякое мужицкое ремесло знать и уметь. Ладно пахал и сеял, хлеб косил и тра ву, управлялся с конями, волами, ухаживал за фруктовым садом. И плот ницкое ремесло ведал, и обувь тачать умел, хотя в мастера по сапожной части не вышел. Хорошего видел мало, в раннем возрасте хватил голода, потом, едва начали сносно жить, война нагрянула, муки и смерть принесла. Целый год пришлось быть в оккупации. Неподалеку от хутора проходила та са мая «голубая линия», где дрались наши с фашистами с мая по сентябрь сорок второго года: не хотели гитлеровцы открывать дорогу в Крым, да пришлось так драпать с «голубой линии», что и про Крым забыли. Станицу и хутор брали румыны. Перед самым захватом отец Нико лая пошел в военкомат, но на врачебной комиссии его вновь признали не годным к строевой службе: сердце и легкие были надсажены в кузне, боль и одышка охватывали мужика. Отец переживал, что его не приняли даже в ополчение, но хутор свой не оставил. Родитель имел привычку собирать в ящик всякие железяки. Захват чики делали обыск, добрались и до заветного сундучка кузнеца, нашли там, среди разной дребедени, патрон от маузера. Стали допытываться, где спрятано оружие, где находятся партизаны. Маузера у отца никогда не было, а где скрываются партизаны — он тоже не знал. Фашисты по ставили кузнеца спиной к стене хаты в большой комнате. Яйцо родителя было темно-серым от въевшейся копоти, и руки такие же, огрубевшие ОТ постоянной кузнечной работы. Скорее всего, именно этот «мужицкий вид» и упрямство, с каким отец тихо, но твердо все отрицал, подейство вали: его оставили в живых. Вскоре отец ушел из дому, ему удалось добраться до фронта. Он стал пулеметчиком, участвовал в форсировании Одера, за храбрость по лучил две недели отпуска, побывал дома, вернулся, пошел с ходу прове дать бойцов-товарищей без сопровождения, забрел на минное поле и по дорвался... Он потерял глаз, ему искорежило ноги... Врачи не давали надежды на жизнь. Но он выжил. После сам удивлялся и говорил нередко: — Такой я живучий, что даже не верится. Теперь отцу без году восемьдесят, еле ходит. Давно у него болит но га. Врачи настаивают, чтобы отнять. Не хочет и слышать. — Закат мой близок. Помру —похоронят. Но хочу в могиле лежать с ногами... Родители воспитали в Николае уважение к порядку. Всегда тянуло его к дисциплине. Помнилось: если мать замечала за ним неряшливость, то говорила на это пословицей: — Что за порядок —огород без грядок! По-крестьянски просто, не обидно, но вразумительно. Отец почему-то хотел, чтобы Николай стал инженером. Сын прилеж но учился в станице Крымской и раз в неделю появлялся на хуторе ро дителей. Набив продуктами рюкзак, напрямую, через горы й балки, вновь мерил шагами немалое расстояние до районного центра, где была десятилетка. Даже случайный транспорт не попадался тогда в тех местах случайному путнику. Да если бы и попался, платить за проезд было не чем. За квартиру Николай рассчитывался принесенными продуктами Предложение отца стать инженером не выходило у Николая из голо вы. Но когда аттестат получил, окончательно, кажется, понял, что место его в медицине. Мать поддержала, отец промолчал. Написал Николай Мержин запрос в Ленинградскую военно-медицинскую академию и полу чил оттуда короткий ответ: сдадите экзамен на «хорошо» и «отлично» — будете приняты. Не был уверен в то время Николай, что сдаст вступи тельные в такое солидное учебное заведение, не надеялся на свою подго товку. И заметалась душа, стала выход искать и нашла. Черту метаниям подвел простой вывод: родители бедные, денег, чтобы квартиру снимать, 28
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2