Сибирские огни, 1987, № 9

чуют. Где ж она, жадность-то? Откуда ты ее, тестюшка, взял? А что^день- ги Игнаха горазд зашибать, так это другой вопрос. Деньги он любит — правда. А кто их не любит, скажи? Он не крадет, не тырит чужое —сво­ им горбом авансы большие оплачивает. С того и надсаду нажил в каком- то году, еле в здоровые сызнова выбрался. Нет, не скаред Игнаха, не ску­ пердяй. Все по труду. Все по уму. Хрисанф Мефодьевич слушал тогда зятя, пофыркивал, а фыркать не стоило бы. Ну, послушал, махнул рукой, да и баста. А он, дурень старый, в раж вошел, да в такой, что на Игнаху кинулся с кулаками... Игнаха сперва шутливо отмахивался, продолжал хохотать. Но тесть вдруг больно завязил ему по скуле. Игнаха вскочил, ухватил Хрисанфа Мефодьевича за шиворот и резко пригнул его голову к столу... Что дальше было? Охотник-промысловик Савушкин скользнул по по­ лу ногами, ударился носом о кромку стола —потекла юшка на грудь, на рубаху... Не кипятился больше, но затаил обиду. Как это так, горячил он себя, зять тестю, отцу, посмел кровь пустить?! Дерзость неслыханная! Позор!.. На светлую голову потом поразмыслив, Хрисанф Мефодьевич понял, что позор-то пал больше на его голову, чем на Игнахину. Но та­ ился, молчал —не каялся. Даже Марье своей ничего не сказал. А та все пытала —почему дети к ним в дом перестали ходить? Почему дочь Гали­ на внучат к бабке не водит? Спрашивала Марья у мужа, спрашивала, да ничего не выведала... И Михаилу он.не открылся. А чего бы таиться, скрытничать? Упряма башка у чалдона! Спустил бы пар, попросил у Иг- нахи прощение —и кол на той ссоре вбил. Но не выходит пока раскаяния. В чем-то не может переступить себя Хрисанф Мефодьевич. Через колодину, через пень в лесу проще перешаг­ нуть, чем самому себе укорот сделать. Так и не спал до полночи, ворочался Савушкин. 4 Буровой мастер Калинченко не уставал говорить в свое время о нена­ дежности устаревших станков и замене их новыми. Голос его звучал не один год с трибун депутатских сессий в области и Москве, на конферен­ циях и активах. В балке, ли за чаем, на буровой ли площадке в лютый мороз, при опрессовке ли скважин он повторял: — Скорее бы нас сняли со старой клячи и посадили на доброго рысака! С первых же дней своего появления на буровой Михаил Савушкин благодарил судьбу, что она связала его с таким человеком, как Калин- ченко. В упорной работе шли месяцы, годы, вышка передвигалась с од­ ной разбуренной площадки на другую, люди в бригаде менялись (не все вахтовики выдерживали суровую, полукочевую жизнь), но Михаил в теплый угол не рвался, о легкой ноше не помышлял, хотя с профессией дизелиста мог найти себе место и поуютнее, поромантичнее, скажем, ме­ хаником на каком-нибудь речном судне. Что держало его в таежной глуши, среди машинного грохота, лязга железа, опасности? Деньги? Или, может, та же романтика открывателя нефти? Какая романтика в том, когда изо дня в день жилы тянуть из себя приходится! И деньги —«середние», как выражались бывалые нефтяни­ ки: коэффициент не тот, что на настоящем Севере, в том же, сказать, Нефтеграде или Тюмени, где-нибудь в Ханты-Мансийске. Вот что, пожа­ луй, верно, так это врожденное у Михаила чувство привязанности к ур­ манам, пусть и иной привязанности, чем у отца, Хрисанфа Мефодьевича. Тот тайгу знает с одной стороны —с промысловой. Отца не корми, не пои, а дай ему зверя выслеживать, добывать «дикое мясо», пушнину. В отличие от отца Михаила занимал не праздно вопрос: где и сколько че­ го таит в себе эта земля? Где они —нефть и газ? Как скорее добраться к тем запасникам под семью печатями и замками, извлечь на белый свет то, без чего жить человеку в наш век невозможно? 16