Сибирские огни, 1987, № 9

судьба с этим косноязычным, лысым му­ жичком, поставив его за учительскую ка­ федру и обязав целых тридцать лет тянуть ненавистную ему лямку педагога, педаго­ га по недоразумению? Колоритно, порой зло и ядовито описы­ вая фигуры педагогов вечерней школы, автор, однако, не ставит целью создать не­ кий серый фон, на котором заблистает за­ тем новое светило — молодой, талантливый педагог Владимир Иванович Рукавицын. Герой — рассказчик, безусловно, человек беспокойный, творческий, ищущий. Но успех приходит к нему далеко не сразу; вначале молодой учитель, подобно прилеж­ ному ученику, пробует применить все те приемы и методы, которыми пользуются его старшие коллеги. Подражая Инессе Львовне, он пытается грозным окриком и суровым взглядом повергнуть своих подо­ печных в трепет; не достигнув желаемого эффекта, бросается в другую крайность — щедро, как то делает Борис Борисович, ставит за каждую прозвучавшую из-за парты членораздельную фразу четверку, а то и пятерку. Готовясь к урокам, состав­ ляет подробные конспекты, ошарашивая учеников целым водопадом интереснейших фактов и сведений, которые, однако, все равно пролетают мимо ушей; наконец вво­ дит в свое личное расписание нулевой урок — консультацию для всех желаю­ щих... Словом, многое чего «пробует», «ис­ пытывает», «использует», «заимствует» Вла­ димир Рукавицын, прежде чем приходит к выводу о необходимости выработать свою, собственную методику применительно именно к своему классу. Герой избирает единственно верный, ра­ зумный путь — путь углубленного, всесто­ роннего изучения своих учеников, начиная от анкетных данных и кончая личным ви­ зитом к каждому на дом и на работу. И вот тут-то повесть выходит далеко за рам­ ки традиционной «педагогической прозы», в ней начинают прорываться проблемы, свя­ занные не только со школой и педагогикой... В классе, который «всучили» Владимиру Рукавицыну, учится, точнее сказать, чис­ лится 25 человек. Все они, за исключением несовершеннолетнего шалопая Нечесова и блатняжки Орлова, принадлежат к рабо­ чему классу. Но какие же они, эти пред­ ставители нашего самого передового клас­ са, разные! И Рукавицыну, и нам, читате­ лям, порой даже не верится, что иные из них вообще имеют какое-то отношение к рабочему сословию. Если, допустим, стале­ вар Алябьев, краснодеревщик Столяров, каменщики Фаттахов и Закиров, девчонки с камвольного — действительно честные трудяги, любящие и свои профессии, и предприятия, где они работают, то такие «экземпляры», как таксист Ведерников или продавщица Света Осокина, кажутся просто-напросто по ошибке приписанными к рабочему классу. Это своего рода совре­ менная «аристократия», презирающая всех, кто честно трудится, не имея никаких «на­ варов» и «левых». На первый взгляд может показаться, что в этом неформальном, но вполне очевидном, расслоении нынешнего рабочего класса повинны прежде всего са­ ми профессии с их неизбежной спецификой; сталевару, допустим, никто не даст «чае­ вых», равно как нет у него возможностей 168 кого-то обсчитать и проч. Но в таком случае почему, к примеру, Тоня Чуркина, работающая поваром в кафе, даже в мыс­ лях не позволит себе что-то урвать за счет «экономии на клиенте»? Хотя «специ­ фика» общепитовского производства дает ей в этом плане возможности не меньшие, если не большие, чем стоящей за прилав­ ком гастронома Свете Осокиной. Дело, как видим, не в профессиях. Хотя — чего там скрывать — иные так называе­ мые «непыльные, но денежные» работы и службы как будто только для того и суще­ ствуют, чтобы порождать всякого рода де­ ляг, рвачей, комбинаторов... Если вдумать­ ся, это чрезвычайно сложная, больная со­ циальная проблема, которая сейчас, в пери­ од, когда партия повела решительную борь­ бу за наведение порядка во всех сферах производства, за утверджение на всех «эта­ жах» и «лестницах» нашего общества прин­ ципа социальной справедливости,— обрета­ ет особую остроту, требует безотлагатель­ ного ее решения. И хорошо уже одно то, что она, проблема эта, нет-нет, да возни­ кает в том правдивом, увлекательном по­ вествовании, которое ведется от лица Вла­ димира Рукавицына. Хотя мы прекрасно понимаем: молодой педагог, историк по образованию, конечно же, не в состоянии исследовать эту проблему всеохватно, сде­ лать какие-то глубокие выводы и обобще­ ния. Тем не менее Владимир Рукавицын делает очень полезное, нужное дело: он щедро и откровенно делится с нами свои­ ми личными наблюдениями над учениками. Автор прибегает к любопытному приему: отдельные главы он пишет от третьего ли­ ца и посвящает их персонально тому или иному ученику (ученице). Главы эти как бы суммируют, итожат, обобщают все те сведения, всю, так сказать, информацию для размышления, которую добывает не­ поседливый, дотошный классный руководи­ тель в ходе знакомства со своими подо­ печными. А информация и в самом деле весьма и весьма любопытна, причем не только с педагогической точки зрения. Возьмем, к примеру, главы «Тоня Чур­ кина» и «Света Осокина». Написанные в форме минибиографического очерка, они прослеживают, что называется, основные жизненные и трудовые вехи в судьбах двух девушек-ровесниц. Внешне, по анкетным данным у них немало общего: обе роди­ лись и выросли в деревне, после школы уехали в город, поступили в училища тор­ гового профиля и затем стали работать: одна — в кафе, другая — в гастрономе. А затем их пути-дороги разошлись в проти­ воположные стороны: Тоня стала настоя­ щим мастером своего дела, кондитером высшего разряда, завоевала почет и ува­ жение как на работе, так и в классе, где ее единогласно избрали старостой. Света же обрела иную «высшую квалификацию»: научилась хамить, обвешивать, обсчиты­ вать и в конце-концов попала на скамью подсудимых. Автор предельно четко, прямо-таки с ма­ тематической выверенностью показывает нам все слагаемые и составные судеб этих девушек. Правда, мне кажется, что в истол­ ковании причин и обстоятельств, предо­ пределивших столь разные судьбы, Н. Ни­ конов впадает в некую хрестоматийную со-