Сибирские огни, 1987, № 9

го мужика в белых бурках и в пальто с каракулевым воротником». Уже один этот ухарский.вид «претендента» вызвал у бе- резовцев недоверие, равно как подозри­ тельным показалось им и то, что новый председатель намеревался осуществлять ру­ ководство наездами-наскоками, поскольку живет сам в городе, в собственном доме. Опасения, увы, оправдались. «Привозной» председатель оказался обыкновенным ду- боломом, успевшим, однако, за время сво­ его председательства немало наломать дров и натворить бед. Так, он повелел сдать в счет сверхплановых поставок треть всех заготовленных кормов, отчего весной на­ чался падеж скота; засим строго-настрого запретил колхозникам ставить стога для личного скота, заодно наложив «вето» на использование пустошей под картошку. И наконец, дабы «выщелкнуться» перед район­ ным начальством, Трофимов раньше всех провел посевную. «А через неделю пшени­ цу сожгло поздними заморозками, она вы­ мерзла начисто. Я сама бегала смотреть на это страшное поле. Теперь его перепахива­ ют под пары. Говорили, что Катерина так орала в правлении на председателя, чуть не плевала от злости, а ему хоть бы что». Положим, «хоть бы что» сказано здесь явно всуе. Потому что через месяц этот горе- руководнтель, оставивший после себя «чер­ ный, неотмытый след», ушел из колхоза ко всеобщему удовольствию березовцев. На истории с «привозным председателем», рас­ сказанной, правда, бегло, скороговорочно (да оно и понятно, потому что четырнадца­ тилетняя Таня не могла знать всех под­ робностей этого позорного «временного правления»), стоит несколько задержаться. Давайте-ка вспомним, много ли мы знаем случаев из мирной, благополучной нашей жизни, чтобы головотяп-начальник так стремительно, кувырком летел со своего поста после первых же безобразий, учинен­ ных под его личным руководством и при непосредственном участии? Увы, куда более тяжкие служебные прегрешения и даже злоупотребления остаются порой безнака­ занными, и иной начальник, будь он триж­ ды дурак, чинуша, хапуга, годами мог пре­ спокойно восседать на своем кресле и даже получать за свои хозяйственные «подвиги» еще более высокие посты. Лишь в самое последнее время, после XXVII съезда пар­ тии, мы узнали о случаях, когда простые честные труженики ставили на место, точ­ нее убирали с насиженного места зарвав­ шегося руководителя. Но это пока что слу­ чаи единичные, воспринимающиеся — уж будем называть вещи своими именами — как производственные сенсации. А вот а войну это было явлением обычным и по­ всеместным. Да иначе и быть не могло, ибо наш тыл, живший предельным напря­ жением сил, создал такую обстановку не­ терпимости к бюрократам, чинушам, про­ ходимцам, лодырям, что под ними в пол­ ном смысле слова земля горела. Надеюсь быть правильно понятым: я вов­ се не призываю вводить в стране законы военного времени, но вот «реставрировать» ту. обстановку всеобщей нетерпимости, тот максимализм по отношению к бюрократам, взяточникам, расхитителям социалистиче­ ской собственности, спекулянтам, тунеяд­ цам — ох, как было бы кстати! А то ведь наше благодушие, наша снисходительность по отношению ко всем вышеперечисленным «персонам» достигли такой степени, что это уже отдает каким-то странным все- прощенчеством, граничащим порой с откро­ венным цинизмом и наплевательством. Вспомним еще раз эпизод с сожженной заморозками пшеницей — за это головотяп­ ство колхозники в полном смысле слова испепелили, стерли в порошок горе-хозяй­ ственника Трофимова. Но вот другой эпи­ зод, рассказанный тем же Н. Никоновым много лет спустя в повести «Старикова го­ ра». «Вон тамо,—разглагольствует некий Диоген,— у стариковой горы, посеяли пша- нису прошлый год. Ну, а убирать.., То ли конбайны сломались, то ли чо... Однем словом, перестоял хлеб, все сроки прошли. Оставить его так — комиссия из району узнает — будет дело. Вот правленье и дало приказ — прикатать хлеб-от. И прикатали, гусеницами-то... Будто убрано — да не ро­ дилось. Там снег пал — и делу конец». Слушаешь подобное, и становится страш­ новато: неужели столь «разительные пере­ мены» произошли в сознании русского кре­ стьянина, что о гибели многих центнеров хлеба он рассказывает так, как «травят» веселую байку? Вот какими мы стали доб­ рыми, терпимыми и, главное, веселыми, что даже самые вопиющие безобразия, за кото­ рые в войну в полном смысле головы сни­ мали, воспринимаем как анекдот! И, наверное, нет ничего удивительного, ни тем более предосудительного в том, что в произведениях о военном детстве,— и в повести Н. Никонова тоже, разумеется, зву­ чит нота ностальСии. Ностальгии по тому времени, когда люди шли на работу как в бой, одолевая любые трудности, вынося любые испытания; когда всякая беда, вся­ кая напасть, горе делились на всех, как и та работа, которую они исполняли; когда любое проявление шкурничества, нечестно­ сти, административного головотяпства приравнивалось к предательству, дезертир­ ству... Да, война стоила нам многих жертв, от­ няла миллионы жизней, лишила отцов мно­ гих мальчишек и девчонок. Но скольких ис­ тинных граждан вырастила о'на благодаря тому, что поставила этих «мужичков с но­ готок», этих девчушек, которым еще иг­ рать да играть в куклы,— к станкам, ком­ байнам, косилкам. Пожав жестокую жатву, война (пишу это ни в коем случае не в патетическом тоне, пишу, просто констати­ руя эту страшную диалектику) дала вместе с тем прекрасные всходы — вырас­ тила, поставила на ноги, закалила целое поколение молодых людей, настоящих пат­ риотов, готовых повторить те подвиги, ко­ торые совершили их отцы и старшие братья. И еще одна немаловажная деталь: в тех мальчишках и девчонках, кто провел годы войны в деревне, пробудилась истинная ма­ теринская любовь к земле-кормилице, к ма­ лой своей родине. И пусть далеко не все из них остались на этой политой их потом зем­ ле, пусть многие надолго, а то и насовсем уехали из своих Березовок, Сосновок, Пих- товок,— Родина в их представлении на­ всегда слилась с «полевой просторной ти­ шиной», с «цветущими июньскими лугови­ нами», с «первыми осенними туманами по 163