Сибирские огни, 1987, № 9

все-все понимаю, а сказать не знаю как. А ведь смешного тут ничего не было. Человек действительно может понимать, но понимать чувством, а чувство далеко не всегда (и это, может, хорошо) перекладывается на разговорный язык, иначе бы влюбленные не были молчунами. Нам привычны понятия «накопление знаний», «накопление практи­ ческого опыта», конечно же, удивимся, если кто поведет речь о накоплении чувств. Хо­ тя чувственный опыт существует, как и всякий другой, и, по моим наблюдениям, концентрируется в отдельных личностях с колоссальной мощью, это, по-моему, как раз то, что зовется интуицией; встречал я таких людей, даже без образования, они способ­ ны предвещать, но далеко не всегда могут объяснить то, что остро чувствуют, как го­ ворят, нутром берут. Вещуны! Помню, трамбовали мы в опалубках бе­ тон на каменном дне Енисея. Не было сом­ нения, что строим это на удивление, на ра­ дость потомкам, на века; и даже капсулу в. плотину закладывали: эй, вы там, в трид­ цатом веке, смотрите, будьте такими рачи­ тельными, как мы, так же умело, по-хозяй­ ски трудитесь! Побывал у нас в ту пору на объекте писатель из Перми Виктор Астафь­ ев. До него приезжали именитые писатели, солидировались с нами: правильно, удив­ ляйте потомков этих самых, которые!.. А этот совсем не именитый, Астафьев-то, он не понял нас совсем, и говорит: ну, ребят­ ки, вы действительно удивите потомков тем, что натворите с землей, с лесами, с рекой; расхлебывать будут они, бедные потомки. Мы отмахнулись. Мы-то верили специали­ стам, проектам... Хотя, честно сказать, иной раз придешь, бывало, с работы в общежи­ тие, кругом обвешанного плакатами, ля­ жешь на железную койку, начнешь засы­ пать, а червь сомнения тут как тут — гло­ жет, гложет. Ко мне приезжали товарищи из журнала, садились мы где-нибудь на ка­ мень или на бревешко подальше от грохота и чада машинного, беседовали, чем они ин­ тересовались, этим червячком сомнения? Тем, что нам наговорил какой-то дилетант Астафьев? Нет, они подвигали к другому: пафосу больше давай, этой высоты! Что тогда «внутрях» у Астафьева было? Что, опыт Камской? Да ничего у него не бы­ ло, я так считаю, было у него лишь только очень обостренное чувство беды, катастро­ фы, которое он еще не умел нам, в бетоне надсадно, с высоким, искренним энтузиаз­ мом прыгающим, объяснить, объяснить на­ шу работу, объяснить с той же ясностью — наглядностью, как это делали ученые-про­ ектанты и другие специалисты. Знаменитый наш начальник стройки, имев­ ший прямой провод с первыми лицами ЦК (а краевая власть к нему самому на прием приезжала), упрекал меня: «Ну, чего ты все выискиваешь, что пытаешься по-своему ду­ мать, когда уже все надежно обдумано и решено...» А редактор издательства так тот вообще зарезал рукопись «Енисейских тет­ радей» сразу и бесповоротно: нету-де у тебя истинного подвига, какие-то обычные мел­ кие труженики действуют... Я к тому, что публицистика проглядела Д44 целую эпоху в стадии зарождения, в стадии чувства или, точнее, предчувствия. Пост­ фактум! Явление, не замеченное на стадии чувства, или, вернее, замеченное, но мы от него отмахнулись, потому что оно, якобы, дескать, не ложится в наше умонастроение, — это не проясненное, сломленное чувство может вызреть не той мыслью, и уж сов­ сем не той практикой. Постфактум. При­ мемся отрабатывать назад. Полный! Приведу пример из прошлой осени. Побы­ вал я в тайге на берегах Кети, у вздым- щиков. Рабочие там передовые, сказали мне, по два да по три плана делают. И вот знакомлюсь я. Узнаю, что в деревне таеж­ ной, где живут эти самые передовые трудя­ щиеся с семьями и без семей, за последние три пятилетки никто своей естественной смертью не умер, хотя схоронили многих. Умирали смертью насильственной: утопился, застрелился, утопили, застрелили, повесил­ ся, замерз, потерялся в тайге и прочее. Все это, конечно, в том состоянии, в какое при­ ходят после безмерного длительного по­ требления... Да, когда уменьшили завоз вод­ ки в связи с постановлением, сообразитель­ ные передовики тут же переориентирова­ лись на сахарную брагу с добавкой каких- то крепких, оглушающего свойства трав; произрастающих на гнилых болотах. Вокруг, в одну сторону на десятки кило­ метров, в другую на десятки, стоит мертвый лес. Мертвый не только потому, что в нем нет никакой живности, а буквально мерт­ вый. Выжатый, обессоченный, обескровлен­ ный. Лишь на вершинах тощенькие хлысти­ ки зеленовато-буреньких веток. Это жуткое зрелище. А посередине река, известная всем по кар­ те, служившая в прошлые века коротким путем для лодочного перехода служилых казаков с Оби на Енисей, снабжавшая их рыбным довольствием, тоже почти мертвая, ничто на ней не плеснется. Да как же тут не запить! Я двое суток пробыл и то... Пригляделся я там, в тайге, к технологии работы вздымщика. У него этакие кривые ножи на длинном черенке, он подходит к дереву и наносит на стволе, высоко от зем­ ли, несколько рваных ран, этаких борозд. Потом прицепляет к стволу жестяную посу­ динку, куда стекает живица. Многие горо­ жане, очевидно, наблюдали это, выезжая по грибы. Через несколько дней рабочий воз­ вращается к этому дереву и теми же ножа­ ми подновляет раны. Так все лето. А чтобы раны не затягивались и чтобы живица тек­ ла скорее, он впрыскивает в них разные кислоты. Так дерево обессочивается, обес­ кровливается очень быстро, у рабочего по­ лучается высокая выработка, высокий зара­ боток. Дерево засыхает на корню задолго до того, как сюда, на этот участок тайги, явятся лесорубы. Лесорубы в свой срок, ко­ нечно, приходят, берут древесину, миллио­ ны кубометров, но дом, построенный из этой древесины, сгнивает в несколько раз быстрее, чем если бы он был сделан из де­ рева, в котором взяли живицу не таким убыстренным способом, не так варварски. Но я не об этом хотел. Я о том... То есть о связи... О связи той боли живому дереву, живой тайге, что причиняет человек, выби­ рая капля по капле древесную кровь,— мы