Сибирские огни, 1987, № 9
— Ненормальный. Чо с нёго возьмешь... — Не горячитесь. Проблемные вопросы надо решать спокойно, — стараясь примирить стариков, сказал Антон, однако Торчкова уже занесло: — Игнатьич! Лично с тобой я готов беседовать хоть до третьих пету хов, а зубоскал Арсюха не заслуживает моего внимания ни на минуту! — Й, шаркая стоптанными сапогами, засеменил вдоль деревни к своему дому. Инюшкин затрясся от внутреннего смеха. Зная неуемную натуру Ар сентия Ефимовича насчет всевозможных розыгрышей, Антон улыбнулся: — Зря обидели веселого человека. Арсентий Ефимович, сдерживая смех, закрутил лысой головой: — Нет, Антон Игнатьевич, Кумбрык не обидчивый, он заполошный. Сегодня же вечером придет ко мне с новой проблемой, например: «Не потому ли в море вода соленая, что в ней селедка плавает?» Ей-богу, мы с ним уже не один вечер над соленостью морской воды головы ло маем. С Ваней не заскучаешь... Бирюков пригласил Инюшкина в кабинет участкового, чтобы пере говорить с ним, как советовал дед Матвей, о Жаркове. Едва Антон завел об этом разговор, лицо Арсентия Ефимовича посерьезнело, а гусарские усы будто ощетинились. — Плохого про Афанасия Кириллыча я ни слова не скажу, — сухо проговорил он. — Если хочешь о нем плохое услышать, Кумбрыка спро си. Мне Лариска Хлудневская показывала Ванины мемуары. Чуть не полную тетрадку ерунды намолотил. — С чего это Иван Васильевич так здорово разошелся? — У Вани обо всем свое понятие. Насмотрится критики по телеку и ораторствует: «Теперь не те времена, чтобы на щит славы поднимать! Теперь надо правду-матку в глаза резать!» Вот и режет что попало. Знаешь, как в той пословице: заставь дурака богу молиться, он и лоб рас шибет..., — Инюшкин нахмуренно помолчал. — Мне думается, Торчков решил отыграться на Жаркове за то, что Афанасий Кириллыч ему в мальчишестве уши до красноты надрал. — За какую провинность? — Пацанами мы коньки к валенкам сыромятными ремнями привя зывали. Вот Ваня как-то и сообразил для этих ремешков супони из двух колхозных хомутов выдернуть, а Жарков подловил его, проказника. — Значит, у вас о Жаркове хорошее мнение? — Даже отличное! — не колеблясь заявил Инюшкин. — Уж я-то лучше Вани знаю Афанасия Кириллыча. Жарков квартировал у нас. Домик хоть и тесноватый у моего отца был, но комнатку для председате ля выделили. Да он в ней почти и не находился. То на культстане с колхозниками заночует, то в конторе до утра засидится. Вздремнет ча сок, _ и ни свет ни заря опять в поле покатил. Меня часто за кучера брал. Повозил я его и по полям, и до райцентра. Бывало, приедем из района, Афанасий Кириллыч чуть не всю сельскую детвору хоть одной карамелькой да одарит. После закрытия частных лавочек кооперация не сразу на селе стала торговать. — Инюшкин повернулся к участково му: — Так ведь, Миша? Кротов утвердительно кивнул. — Много мы с дядей Афоней — так я звал Жаркова — поездили, — грустно продолжил Инюшкин. — Иначе сказать, Антон Игнатьич, с Афанасием Кириллычем я бы не задумываясь пошел в разведку... _ А не помните, как он последний раз уехал? — спросил Бирюков. Лицо Инюшкина еще больше помрачнело. — Помню. Я запряг Жаркову Аплодисмента — выездной жеребец у нас так назывался. Вороной масти, с белыми чулками на передних но гах. Этого жеребца у Хоботюшкина забрали, когда раскулачивали... Ве чер уже поздний был. Афанасий Кириллыч довез меня от конюшни до дома и наказал идти спать. А сам вроде бы в Серебровку покатил. — По какому делу? 109
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2